Джахангир

Историки представляют Джахангира безвольным пьяницей и опиумным наркоманом, беспутным гулякой и неудержимым любителем женщин, мало интересовавшимся чем либо, кроме всевозможных удовольствий. Бесспорно, Джахангир был наиболее склонным к алкоголизму из всех могольских падишахов. В своем дневнике он с характерной для него откровенностью рассказывает историю своего алкоголизма: начиная с первой чаши светлого и сладкого вина, выпитой в возрасте семнадцати лет, он пил все больше, пока вино не перестало на него действовать в желаемой степени; тогда он перешел на арак, но и тот утратил силу. Джахангир стал пить спирт двойной очистки, и когда его возраст уже приближался к тридцати годам, выпивал в день по двадцать чашек этого напитка. Однако он проявил силу воли и прислушался к мнению врача, который сказал ему, что подобный путь приведет его к смерти через полгода; Джахангир постепенно сократил рацион и довел его до шести чашек смеси из двух частей вина и одной части арака – этого уровня он и придерживался до конца жизни. Это сопровождалось ежедневным приемом опиума весом в четырнадцать зернышек.

Как и любой наркоман, он был подвержен эмоциональным перепадам от мягкости и любезности до беспричинной жестокости.

Но он также одна из наиболее привлекательных и талантливых личностей среди Великих Моголов. На это есть две особые причины, во-первых, он оставил дневник, настолько же непосредственный и живой, как автобиография его великого прадеда Бабура, а во-вторых, это под его прямым руководством придворные художники достигли несравненных высот, особенно в искусстве портрета, благодаря чему облик самого шахиншаха запечатлен во множестве разнообразных прижизненных портретов Джахангира.

Сохранившийся дневник Джахангира («Джахангир-наме») своим непосредственным и живым стилем изложения ничуть не уступает всемирно известному Бабур-наме его предка падишаха Бабура. Автобиография Бабура создавалась по его собственным запискам, но спустя определенное время после описываемых событий, а Джахангир – со значительным выигрышем в непосредственности – день за днем излагал свои размышления о природе, науке и искусстве. Содержание дневника свидетельствует о широте интересов и взглядов самого Джахангира, относящихся к самым разным областям научных знаний.

Тем, что Джахангир мог уделять столько времени подобным предметам, он обязан стабильному положению в стране, доставшемуся ему в наследство от отца.

Как и многим другим владыкам с неограниченной властью, Джахангиру был присущ садизм. Причудливые способы наказания были столь обычны, что как бы возводились в ранг царских шуток и забав. Он мог быть чудовищно непредсказуемым и жестоким, особенно под влиянием алкоголя.

Джахангир

(Султан Салим Бахадур, Нур ад-дин Мухаммад Салим Джахангир), (ас-Султан аль-Азам ва-л-Хакан аль-Мукаррам, Хушру-и-Гити Панах, Абуль-Фатх Нур ад-дин Мухаммад Джахангир, Падшах-и-Гази)

31 августа 1569 г. – 28 октября 1627 г.

перс. جهانگير, перс. نور الدین محمد سلیم, Al-Sultan al-‘Azam wal Khaqan al-Mukarram, Khushru-i-Giti Panah, Abu’l-Fath Nur-ud-din Muhammad Jahangir Padshah Ghazi

4-й Падишах Империи Великих Моголов
15 октября 1605 г. — 28 октября 1627 г.
Коронация 24 ноября 1605 г.
Предшественник Акбар I Великий
Преемник Шахрияр, Давар Бахш
Место рождения Фатехпур-Сикри, Империя Великих Моголов
Место смерти Дели, Империя Великих Моголов
Вероисповедание ислам, суннитского толка
Место погребения мавзолей Джахангира, Шахдара Багх, Равви Таун и Лахоре
Отец Акбар I Великий
Мать Вали Нимат Хамида Бану Мариам уз-Замани-бегум Сахиба
Род Тимуриды. Бабуриды
Жены От 30-ти жён и множества наложниц у падишаха Джахангира родилось 7 сыновей и 14 дочерей, часть которых умерли в раннем возрасте или во младенчестве
Сыновья Султан Хусрау Мирза
Султан Парвез-мирза
Шихаб ад-дин Мухаммад Шах Джахан I
Джахандар-мирза
Гаршасп-мирза
Султан Шахрияр-мирза

Джахангир и Нур Джахан

Гробница Джахангира в Лахоре

Начиная с 1601 года шахзаде Салим управлял Аллахабадом, где вёл себя как полностью независимый правитель, жалуя джагиры и издавая собственные фирманы. Поведение Салима привело его к конфликту с визирем империи Абу-ль-Фазлом Аллами, ратовавшим за укрепление единовластия падишаха Акбара. Желая устранить визиря, шахзаде Салим сговорился с мятежным раджпутским раджой Бир Сингхом Бунделой, организовавшим в 1602 году Абу-ль-Фазлу засаду по дороге из Декана в Дели, в которой визирь и был убит. Разгневанный падишах Акбар приказал схватить и казнить Бир Сингха. Султан Салим Бахадур попал в опалу, однако в 1604 году он примирился с отцом. Вскоре после этого, благодаря рекомендациям большой части эмиров, Акбар назначил его своим наследником.

После недели траура по отцу Салим 24 октября 1605 года вступил на трон в Агре и объявил, что как шахиншах принимает имя Джахангир – «повелитель мира», – чтобы избежать путаницы между собой и правящим султаном Турции Селимом II. Столицей империи при Джахангире была Агра.

Первые 17 лет царствования Джахангира стали периодом беспримерного спокойствия и политической стабильности в центральных провинциях империи, однако начало правления нового падишаха было омрачено неожиданным мятежом его старшего сына шахзаде Султан Хусрау-мирзы.

Новый падишах благоразумно разлучил двух своих самых влиятельных противников, установив мирные отношения с Хусрау-мирзой и оставив его при дворе, а Мана Сингха, дядю Хусрау-мирзы по материнской линии, отправил управлять далекой Бенгалией.

Взойдя на престол падишаха, Джахангир отменил многие установления своего отца Акбара, в том числе касавшиеся политики религиозной терпимости в отношении сторонников индуизма. Последовавшее за этим недовольство военачальников-индусов (среди которых был и субадар Бенгалии Ман Сингх I) привело к мятежу Султан Хусрау-мирзы в 1606 году.

Существование практически под домашним арестом, естественно, раздражало Хусрау-мирзу, и полгода спустя, в апреле 1607 года, он выехал из крепости Агры под предлогом посетить место упокоения Акбара в Сикандре, в пяти милях от Агры, после чего, набирая по пути сторонников, двинулся на север и запад мимо Дели к Лахору. Он безуспешно осаждал Лахор, когда армия падишаха подошла из Агры и легко справилась с ним. Царевич и два его ближайших приспешника пытались бежать через реку Чинаб, но лодочник отказал им в помощи. Затем, пытаясь перебраться на другой берег сами, они по неосторожности застряли на мели посреди реки и сидели там, дожидаясь, когда их схватят. Их отвезли к Джахангиру в сад возле Лахора. Во времена Хумаюна при таких семейных оказиях обе стороны проливали слезы, но Джахангир не проявил ни малейшей слабости, определяя наказание. Оба приспешника царевича были зашиты в снятые вместе с головой и ушами сырые шкуры только что зарезанных быка и осла и в таком обличье посажены на ослов, лицом к хвосту. Их возили по городу весь день; под воздействием жаркого солнца шкуры высохли и съежились, один из мужчин умер от сильного сжатия и удушья (это жестокое наказание не было изобретением самого Джахангира, но с давних времен применялась в Индии, впервые, как утверждает традиция, по отношению к первому мусульманскому завоевателю Индии Мухаммеду в 714 году). Самого Хусрау-мирзу усадили на слона и водили по улице, по обеим сторонам которой были установлены колья, и на каждом из них принимал мучительную смерть один из участников мятежа.

Мятеж Хусрау-мирзы был подавлен менее чем за месяц, а сам царевич провел год в цепях, сопровождая отца в составе его военного лагеря в походе на Кандагар, которому, как обычно, угрожала Персия, и на Кабул. Но едва Хусрау-мирзу освободили от цепей, как он отважился на заговор с целью убить отца во время охоты в августе или сентябре 1607 года. В заговор было втянуто около четырехсот знатных моголов и придворных, но Джахангир воздерживался от подробных допросов, полагая, что это многих превратит в открытых врагов в случае разоблачения их готовности предать. Он удовлетворился казнью четырех вожаков, но на этот раз отдал приказ ослепить Хусрау-мирзу. Дело было сделано, но таким способом, что впоследствии зрение частично вернулось к царевичу, хотя жизнь его стала совершенно безрадостной. Он оставался узником при дворе; изредка его приводили к отцу ради примирения, однако безуспешно, потому что он производил гнетущее впечатление.

В первой половине правления Джахангира было возвышение двух человек – Мехрунисы, которая вначале получила титул Hyp Махал, то есть Светоч Дворца, а потом Hyp Джахан, то есть Светоч Мира, и третьего сына Джахангира Хуррама, в будущем Шах Джахана, то есть Владыки Мира. Мехруниса была дочерью перса Гиясбека, который еще до ее рождения явился попытать удачу на службе у Моголов. Он возвысился при Акбаре, а после восшествия на престол Джахангира получил высокий пост и титул итимад-уд-дауле, что значит «опора государства». Дочь его Мехруниса вышла замуж за перса Шер Афкуна, которого Джахангир назначил в Бенгалию, а после смерти мужа в 1607 году (утверждают, что он был убит по приказу Джахангира) молодую тридцатилетнюю вдову привезли ко двору и сделали придворной дамой Салимы, одной из вдов Акбара.

Ежегодно при дворе, еще со времен Хумаюна, организовывался фантасмагорический базар, во время которого женщины, в их числе и жены людей знатных, стояли за прилавками, такими же, как на настоящем базаре. Падишах переходил от одной женщины к другой как покупатель, и эта необычная ситуация позволяла обеим сторонам играть в куплю-продажу, шумно торговаться, как рыночные торговки рыбой, и тайком заниматься флиртом. При таких обстоятельствах Джахангир и познакомился с Мехрунисой в марте 1611 года, через четыре года после ее приезда ко двору. (Такой большой промежуток времени приписывают тому, что Мехруниса четыре года отвергала домогательства падишаха.) Через два месяца, в конце мая, Джахангир женился на ней и назвал ее Hyp Махал. Она была женщиной энергичной и очень одаренной. Писала прекрасные стихи; создавала рисунки для тканей и фасоны одежды, орнаменты и даже ковры в своем собственном стиле, который долго был в моде; была страстной охотницей и стреляла в тигров из закрытой беседки на спине слона – однажды ей понадобилось всего шесть пуль, чтобы убить четырех тигров. Пользовалась репутацией необыкновенной красавицы; в индийских альбомах последующего столетия полным-полно ее портретов, разумеется, обобщенных, так как ни одному художнику не дозволено было созерцать супругу падишаха.

При Джахангире англичане получили в 1611 году разрешение основать первые торговые поселения в Индии.

Ещё до начала мятежа Султан Хусрау-мирзы падишах Джахангир начал военные действия против раджи Мевара Амар Сингха, от продолжения которых Джахангира отвлекло восстание сына. С Амар Сингхом был заключён мир, однако в 1608 году Джахангир вновь начал войну с Меваром, которая вновь закончилась ничем.

В 1613 году Джахангир направил в Раджпутану внушительную армию во главе со своим третьим сыном шахзаде Хуррам Бахт Бахадур-мирзой, а сам Джахангир выдвинулся в Аджмер. В результате карательных действий войск шахзаде Хуррама в Меваре начались серьёзные перебои с продовольствием, за которыми последовала вспышка эпидемии чумы. Раджа Амар Сингх признал поражение и заключил с падишахом мирный договор, по которому Мевар стал вассальным княжеством Могольской империи, а сын раджи Амар Сингха получил мансаб «командующего пятью тысячами» на имперской службе.

Одновременно с войной против Мевара Джахангир начал военные действия, направленные на покорение афганских военачальников, фактически независимо управлявших Бенгальской субой. Бенгалия была полностью подчинена. В 1620 году войска падишаха взяли неприступную горную крепость Кангра в Пенджабе, которая занимала стратегическое положение в двуречье Джелама и Рави.

В 1615 г. в Индию был послан с верительными грамотами Якова I сэр Томас Роу, чтобы заручиться у Великих Моголов торговым соглашением в пользу молодой в ту пору Ост-Индской компании. Португальцы давно уже вели прибыльную торговлю с Индией и вывозили оттуда миткаль и индиго, голландцы также опередили англичан.

Единственное, что производило впечатление на Великих Моголов, – был контроль над морями. Индия не была особо заинтересована в торговле с Европой, однако мусульмане нуждались в защите европейских кораблей (а порою и от европейских кораблей), на которых переправлялись в Аравию паломники. Еще незадолго перед этим португальцы главенствовали на Аравийском море, и паломники могли по нему плавать только с паспортами, выданными португальцами, и на паспортах этих были изображения Иисуса и Девы Марии; для фанатичных мусульман необходимость терпеть подобное «идолопоклонство» во время паломничества в Мекку была чрезвычайно болезненной.

Роу прибыл в Индию в самое подходящее время, так как английские корабли совсем недавно крепко потрепали корабли португальцев в индийских водах. Дары придворным чиновникам и падишаху способствовали усилению влияния Роу при дворе моголов.

Параллельно с другими военными действиями могольская армия Джахангира с переменным успехом действовала в Деккане, где фактический правитель Ахмаднагарского султаната Малик Амбар создал внушительную антимогольскую коалицию совместно с Биджапурским и Голкондским султанатами.

В ноябре 1616 г. предприимчивый английский посол Роу сопровождал падишаха в его путешествии на юг, поближе к военным действиям в Декане. Роу оставил замечательное описание императорского военного лагеря и пышной церемонии отбытия Джахангира. Посол, как всегда предприимчивый, «ловко проложил себе путь» через толпу придворных, чтобы оказаться рядом с императором в самый момент отбытия, и на этот раз даже он был потрясен.

«Король спустился по ступенькам при столь громких пожеланиях здоровья, что они могли бы заглушить пушечную канонаду. У подножия лестницы, где я уже дожидался его и протолкался поближе, некто принес огромного сазана, а другой – блюдо с белым веществом, похожим на крахмал, в которое король ткнул пальцем, потом дотронулся этим пальцем до рыбы и потер себе лоб. Такая церемония должна была предвещать удачу. Потом еще некто опоясал его мечом и подал круглый щит, сплошь усеянный крупными бриллиантами и рубинами, ремни же были позолочены. Другой человек прицепил колчан с тридцатью стрелами и вручил лук в футляре, тот самый, что подарил повелителю персидский посол. На голове у него был богатый тюрбан, украшенный на макушке перьями цапли, редкими, но длинными; с одной стороны к тюрбану был прикреплен неоправленный рубин размером с грецкий орех, с другой стороны – такой же величины бриллиант, а посредине изумруд, гораздо больший. На шее у него было ожерелье из прекрасных жемчужин, три из них двойные, таких больших я никогда не видел; рукава до локтя и отвороты усыпаны бриллиантами, на запястьях тройные браслеты из разных драгоценных камней. Кисти рук обнаженные, но почти на каждом пальце перстень; перчатки, английские, заткнуты за пояс; верхнее одеяние из златотканой парчи накинуто на тончайшую рубашку; на ногах вышитые сапожки с жемчугом, носки у них острые и торчат вверх».

Падишах отдал приказ сжечь военный лагерь в Аджмере; таким образом, торговцы и другие постоянные обитатели лагеря, которые прожили в нем три года, вынуждены были последовать за императором. В своем дневнике Джахангир подсчитывает, что для того, чтобы снабжать большую армию на походе, причем в неплодородных областях, необходимо убедить торговцев зерном с по меньшей мере ста тысячами груженых быков сопровождать войско. В этом случае при Джахангире находилось не так много людей, как обычно, главные воинские соединения состояли при Шах Джахане. Роу говорил, что, устраиваясь на ночь, лагерь занимал территорию двадцати миль в окружности и размерами своими «был равен почти любому городу в Европе».

Лагерь и был устроен как город, с правильными улицами, где каждый знатный человек или купец получал право на точно определенное место, на котором мог установить свой шатер. Поскольку такой лагерь строился на каждом новом месте по одному плану, любой его обитатель мог легко по нему передвигаться не плутая, – такая система была унаследована от Тамерлана, а может, и с более ранних времен. Сам падишах и знатные люди имели по два шатра, таким образом, один из них мог быть выслан вперед заранее и к прибытию хозяина на новое место ночлега был уже установлен. Британские вице-короли в Индии впоследствии передвигались точно таким же способом.

В центре лагеря находилась ставка падишахаа, представлявшая собой маленькую крепость из окрашенного дерева и холста. Во времена Акбара она занимала площадь «не менее ста квадратных ярдов», что касается Джахангира, то Роу установил, что его ставка не менее трехсот ярдов в диаметре. Наружные стены состояли из деревянных щитов, окрашенных, а в иных случаях обтянутых холстом и скрепленных между собой кожаными ремнями. К дверям вел красивый крытый проход, а сами двери, или, скорее, ворота, крепко и надежно запирались. Внутри находились обычные помещения, такие же как во дворце: зал общих приемов, зал для частных аудиенций и походная мечеть; ко всему этому примыкало просторное помещение для гарема. Было в одной из наружных стен даже окно-джхарока, в котором император мог, как обычно, являться перед людьми. Придворная жизнь шла своим чередом, точно так же как в Агре, даже ученые и художники представляли свои работы на одобрение повелителю.

Определенные удобства считались само собой разумеющимися. Джаухар упоминает о поистине ужасном положении, в которое попал однажды Хумаюн вместе со своими приближенными, когда они вместе спешно бежали с поля битвы: у них даже не было отдельной палатки, в которой император мог бы справить нужду; Акбар ввел обыкновение возить в огромной повозке, которую тащил впряженный в нее слон, несколько ванных комнат, а на улицах военных лагерей Тамерлана находились даже общественные бани, укомплектованные котлами для согревания воды. Внутреннее убранство павильонов, принадлежащих падишаху и его знати, должно было выглядеть невероятно роскошным при изобилии дорогих ковров на фоне светлых холстов, и придворные художники сумели изобразить все это великолепие на своих миниатюрах. Абу-ль-Фазл сообщает, что для перевозки одних только царских шатров требовалось сто слонов, пятьсот верблюдов, четыреста повозок и сотня носильщиков.

После неспешного четырехмесячного путешествия лагерь 6 марта 1617 года достиг большой горной крепости Манду. Роу все еще находился в числе сопровождающих; самым отталкивающим из его впечатлений было появление «верблюда, нагруженного тремя сотнями отрубленных голов, присланных правителем Кандагара в качестве презента падишаху». Роу поселился в маленькой заброшенной мечети – чтобы не платить за помещение. Он сам и Терри жили в условиях, далеких от уюта: в крепости не хватало воды, ее было ужасающе мало; львы бродили вокруг мечети и периодически уносили одно из вьючных животных. Зато Джахангир наслаждался осмотром достопримечательностей. Он посетил красивейшую Пятничную мечеть, великолепное в своей простоте и благородстве пропорций здание, возведенное в начале XV столетия; он восхищался растущими здесь повсюду деревьями пизанга, трясогузками, парочка которых свила гнездо и высиживала птенцов в том доме, где поселился падишах; он испытал немалое удовлетворение, приказав сбросить в реку надмогильный камень правителя Манду Насираддина, который был настолько жесток, что убил собственного отца, – одна мысль о подобном злодействе так возмущала Джахангира, что он пошел еще дальше, повелев извлечь из могилы тело изверга и тоже бросить в реку.

В Манду Роу довелось наконец увидеть, как падишаха в день его рождения уравновешивают на весах с золотом, драгоценными камнями и так далее. Падишах сел на одну из позолоченных чаш больших весов, а на другую положили соответствующее его весу количество мешочков с золотом; засим последовала такая же процедура с серебром, драгоценными камнями, дорогими тканями и продовольствием. На Роу все это не произвело особого впечатления, так как драгоценные металлы нельзя было увидеть («в мешках вполне могли находиться простые камешки»), а, как он утверждает далее, поскольку ценности после церемонии были вновь унесены в помещение, их вряд ли собирались раздать людям в знак милосердия падишаха, как было обещано.

Обряд взвешивания вел свое начало от такого же индийского обычая, называемого туладана; принято считать, что в могольский календарь он введен при Акбаре, но в точности известно, что взвешиванию подвергался еще Хумаюн в 1533 году. Начиная с Акбара взвешивание совершалось дважды в год: одно в день рождения по солнечному календарю проводилось публично, а другое, в день рождения по календарю лунному, – в уединении гарема. Солнечный и лунный дни рождения монарха совпадали только в самый день его появления на свет, после чего промежуток между ними увеличивался на одиннадцать дней ежегодно. Бывало, что жирный куш императорских денег выпадал на долю кого-нибудь из обычных подданных. Так, Джахангир вознаградил подобным образом в рупиях Мухаммеда Найи за его искусную игру на флейте; астролог Джотик Рай получил свое за правильные предсказания, и доля точного предсказателя оказалась на двести рупий больше, чем доля музыканта.

После церемонии взвешивания, на которой присутствовал Роу, Джахангир принялся разбрасывать придворным различные плоды, сделанные из серебра. Роу был потрясен и тем унизительным и недостойным ползанием по полу, которое за сим последовало, и тем, что толщина серебра была необычайно малой, и, следовательно, серебро это немногого стоило. Богатство и пышность Великих Моголов были так велики, что, к примеру, тот же Джахангир, проезжая по улицам верхом на коне или в беседке на спине у слона, разбрасывал рупии направо и налево.

Другим большим торжеством при дворе Моголов, также засвидетельствованным Роу, был праздник Нового года, или науруз, введенный Акбаром по персидскому образцу в 1582 году. Главным образом по случаю Нового года происходило жалование новыми чинами и наградами, да и вообще праздник этот был особенно веселым и радостным, потому что приходился на весну, в соответствии с персидским календарем. Праздник продолжался от шести до девятнадцати дней, и каждый вечер кто-то из знатных людей задавал у себя в доме или в шатре богатый пир, на котором присутствовал Джахангир, что служило поводом для преподнесения подарков, причем установленный порядок был выгоден падишаху. Хозяин пира выкладывал великое множество даров, но все эти дары принимал сам Джахангир, после чего он любезно возвращал дарителю те вещи, какие не хотел оставить у себя. В некоторых случаях обряд дарения происходил иначе, но обеспечивал почти такое же преимущество Джахангиру: падишах принимал все подарки, однако настаивал на том, что купит их, и чиновники из государственной сокровищницы назначали за каждый подарок особую цену – не больше половины ее истинной стоимости. Певицы и танцовщицы присутствовали почти на каждом приеме в течение всего праздника. «Я видел все, что можно было увидеть, – сообщает Роу. – Подарки, слонов, коней и множество шлюх». Жены знатных людей собирались в гареме падишаха, отмечая праздник вместе с женами падишаха и вместе с ними созерцая через решетки такое зрелище, как главный дурбар, на котором падишах появлялся во всем своем великолепии. Роу находил трон и обстановку вокруг него впечатляющими, но вульгарными, поскольку старались собрать вместе и показать слишком много драгоценных предметов, «все равно как если бы леди вместе с посудой поместила на буфет свои вышитые шлепанцы».

17 февраля 1619 года Роу отплыл из Сурата на родину. По его собственному мнению, его пребывание в Индии оказалось неудачным. Ему пришлось отказаться от своей первоначальной цели – быть официальным представителем при Джахангире – и заниматься различными концессиями, связанными исключительно с портом Сурат, по указу, или фирману, Шах Джахана, но самым богатым плодом его путешествия был его дневник, дающий необычайно живое и подробное описание повседневной жизни при дворе Великого Могола.

В 1620 году могольские войска захватили и разрушили столицу Ахмаднагарского султаната Харки. Малик Амбар вынужден был уступить падишаху Джахангиру всю захваченную моголами территорию султаната и согласился на единовременную уплату дани (назрана).

Войны в Деккане, потребовавшие концентрации войск, ослабили западные (афганские) границы империи. В 1621 году Кандагар, который в течение многих лет был объектом посягательств империи Сефевидов, был захвачен иранскими войсками.

Новым начинанием Джахангира была чеканка монет и изготовление медалей с собственным изображением, а поскольку монеты имеют более широкое хождение, чем картины, это выглядело совсем уж вопиющим нарушением запрета Корана. Акбар весьма серьезно относился к работе своего монетного двора и поручил наблюдение за ним художнику Абд-ус-Самаду. Производимые монеты принадлежали к числу лучших образцов того времени, однако за редким исключением их внешнее оформление ограничивалось каллиграфически исполненными надписями. Джахангир вначале приказал использовать на монетах изображения знаков зодиака вместо обозначения месяцев, а потом велел чеканить не просто свой портрет, но портрет с бокалом вина в руке.

Последние годы царствования Джахангира ознаменованы частыми восстаниями сыновей и полководцев падишаха. При дворе Джахангира, к тому времени, по мнению некоторых исследователей, уже превратившегося в слабовольного пьяницу и наркомана, господствовала группировка во главе с главной и любимой женой падишаха Hyp Джахан и её отцом великим визирем Мирзой Гияс ад-дином Мухаммад-ханом.

Во время большей части правления Джахангира квартет советников состоял из Hyp Джахан, ее отца, брата и царевича Хуррама.  В 1605 году, когда Джахангир взошел на престол, Хурраму было тринадцать лет, что на четыре года меньше, чем Хусрау-мирзе, и на два года – чем Парвизу, его сводным братьям. Хусрау-мирза сам погубил себя своими бунтами против отца, а на Парвиза с самого его рождения смотрели как на полное ничтожество, и у него не было никаких шансов в отличие от Хуррама, чья карьера была непрерывной цепью успехов.

Семья Мирзы Гияс ад-дина Мухаммад-хана стала как бы ветвью царской семьи. В сочетании с высоким рангом ее отца при дворе ее новый статус обеспечил этой семье уникально большое влияние на дела империи. Брат Hyp Махал Асаф-хан также получил чрезвычайно высокий пост и в качестве доверенного лица занимал среди официальных советников падишаха второе место после своего отца, который был теперь первым министром. Падишах оказал итимад-уд-дауле особую честь появляться в царском гареме при женщинах с открытыми лицами. Падишах вместе с Hyp Махал шествовал на обед в дом Асаф-хана, расположенный в нескольких сотнях метров от дворца, по дорожкам, устланным бархатом и парчой. Положение этой семьи продолжало оставаться особым и в последующих поколениях. Племянница Hyp Джахан вышла замуж за Шах Джахана и была его любимой царицей – Мумтаз Махал. Асаф-хан стал первым министром Шах Джахана, а после него должность унаследовал его сын Шаиста-хан, который в свою очередь сделался ближайшим сподвижником Аурангзеба. В дополнение к успехам фамилии мать Hyp Джахан изобрела розовое масло, за что Джахангир пожаловал ей нитку жемчуга. Неким символом положения этой семьи, из которой за семь десятков лет после того, как ее родоначальник прибыл из Персии без гроша за душой, вышли две преуспевающие первые дамы и три преуспевающих первых министра, может служить то примечательное обстоятельство, что самые прекрасные надгробные памятники в стране принадлежат не ее падишахам – Великим Моголам, а персидскому авантюристу и его внучке. Гробница итимад-уд-дауле, маленькая драгоценность из мозаики, гранита и решеток, стоит на северном берегу Джамны напротив Агры; тремя милями ниже по течению на противоположном берегу реки находится Тадж Махал, построенный для Мумтаз Махал Шах Джаханом.

У Роу оказалось слишком мало времени, чтобы определить истинное влияние Hyp Джахан. Он писал на родину принцу Карлу, будущему королю Карлу I Стюарту, что «любимая жена короля управляет им, вертит им в свое полное удовольствие», и сообщал главному директору Ост-Индской компании, что решение любого общественно важного дела целиком и полностью зависит от нее и что она «более недоступна, чем богиня или загадка языческого нечестия». Образ некой языческой богини, недоступной для человеческого взгляда, кажется вполне подходящим, так как Роу всего лишь видел однажды – и то случайно, – как эта дама проезжала в карете мимо на значительном отдалении. Но в дополнение к ее огромному личному влиянию на Джахангира, так сказать за кулисами открытой сцены, голос Hyp Джахан раздавался на самой сцене во время совещаний из уст ее брата Асаф-хана, который чаще других появляется на страницах дневника Роу, и из уст ее отца, итимад-уд-дауле, то есть первого министра.

В январе 1622 года итимад-уд-дауле скончался, и его смерть случилась как раз в то время, когда сильно охладились отношения между Hyp Джахан и двумя другими членами теневого правления – Шах Джаханом и Асаф-ханом. Заметив, что ее особый протеже Шах Джахан твердо и определенно становится все более уверенным в своих правах, Hyp Джахан, видимо, осознает, что если столь сильная личность унаследует трон, то ей после смерти мужа уже не придется выступать в главной роли. Положение обострилось, когда Джахангир в 1621 году серьезно заболел и едва не умер; с этих пор состояние его здоровья, и без того ослабленное алкоголем, опиумом и астмой, ухудшилось настолько, что ему стало все труднее справляться с государственными делами. Поэтому Hyp Джахан отдала теперь свою поддержку младшему царевичу, Шахрияру, чье врожденное слабосилие, с ее точки зрения, усугублялось тем, что ему не хватало «породы» – он был всего лишь сыном наложницы-рабыни. В апреле 1621 года царевич женился на дочери Hyp Джахан от первого брака, Ладили Бегам, и свадьба была отпразднована в Агре невероятно торжественно и пышно. Это событие, совершившееся за девять месяцев до кончины итимад-уд-дауне, создало – точнее, сделало явственным – политический раскол в семье старика. Один из царевичей, Шахрияр, стал зятем Hyp Джахан. Другой, Шах Джахан, уже до этого был зятем ее брата Асаф-хана. Было ясно, что одна из внучек итимад-уд-дауле станет женой падишаха, но на то, кому быть падишахом, его дети смотрели по-разному.

После смерти итимад-уд-дауле Hyp Джахан взяла в свои руки строительство гробницы для него в Агре; строительство было закончено через шесть лет, в 1628 году. В отличие от гораздо большего по величине Тадж Махала, с которым эта гробница соперничает по красоте, ее привлекательность заключается не в совершенстве и гармонии внешних очертаний, но в очаровании декора. Мавзолей похож на прекрасную шкатулку, украшенную драгоценными камнями в инкрустации различных стилей, каждый из которых опережает технику прежних лет и возвещает о появлении еще больших грядущих открытий.

Со смертью итимад-уд-дауле и в результате того, что интересы Асаф-хана и Шах Джахана пришли в противоречие с интересами Hyp Джахан, ее теневое правление прекратило существование. Оставшиеся пять лет правления больного Джахангира она более непосредственно управляла государством из покоев гарема. В 1626 году она даже принимала участие в сражении, но находилась при этом в паланкине, совершенно закрытом и подвешенном между двумя слонами, а свои приказания Hyp Джахан передавала при этом через своих евнухов-телохранителей.

Шах Джахан все еще находился в большом фаворе в 1620 году, когда его войско захватило неприступную крепость Кангру. Эта задача была особо поручена ему после того, как другие военачальники потерпели неудачу. Победа доставила большую радость Джахангиру, так как его собственный отец не смог овладеть Кангрой.

Мятеж Шах Джахана развивался постепенно и кажется закономерным результатом новой политики Hyp Джахан, которая была направлена на устранение Шах Джахана от власти. В 1620 году, когда двор находился в Лахоре, вновь возникло тревожное положение в Декане. Абиссинец Малик Амбар, командующий армией правителя Ахмеднагара из династии Низам Шахи, продемонстрировал блестящие образцы партизанской тактики как в политике, так и в военных действиях, и это было истинным бедствием для Моголов в Декане в течение всего XVII столетия; как и Шиваджи после него, он манипулировал наиболее влиятельными правителями княжеств Декана, устраивая достаточно эфемерные союзы одних против других либо против самой империи, а потом силами своей подвижной маратхской кавалерии нещадно истреблял в горных районах гораздо более мощные, но зато и менее оперативные армии Моголов. Джахангир приказал Шах Джахану выступить на юг и вновь привести область к подчинению, но царевич явно не хотел выступать в поход. Тому было много причин. Шах Джахан понимал вероятную невыполнимость задачи, к тому же, получив три года назад высочайшие награды за решение той же проблемы, он не находил особо привлекательной необходимость начинать все сначала. Здоровье Джахангира ухудшилось; во время предыдущего похода он перевел двор в Манду, достаточно близко к месту боевых действий; предпринимать теперь кампанию в Декане, в то время как больной падишах находился в Лахоре, за тысячу миль, и предполагал при первой возможности перебраться еще дальше на север, в Кашмир, было почти самоубийственно. И должно быть, уже стало известно, что Hyp Джахан, далекая от того, чтобы поддерживать интересы царевича при дворе, начала теперь активные действия против него.

Чтобы обезопасить себя, Шах Джахан попросил позволения взять с собой своего старшего брата Хусрау-мирзу, которого он без всяких сомнений считал своим главным соперником. Этот достойный жалости человек, полуслепой, был узником при отцовском дворе вот уже тридцать лет, но имел сторонников и пользовался определенной популярностью – частично по причине своего несчастья, частично потому, что был обаятелен и умен, но еще и потому, что многие знатные люди, которых раздражала власть Hyp Джахан, видели в нем естественного кандидата на престолонаследие. Намерения самой Hyp Джахан изменились, но они были связаны отнюдь не с Хусрау-мирзой. При ее новых планах на Шахрияра Hyp Джахан было выгодно, чтобы один из его соперников попал в когти к другому, и Джахангир разрешил передать Хусрау-мирзу на попечение Шах Джахана. Падишах видел обоих своих сыновей в последний раз.

Шах Джахан еще раз добился быстрого успеха в Декане только благодаря тому, что запугал врагов и принудил во время переговоров к временному подчинению, но не подавил их окончательно. Его достижения принесли ему обычные почести и подарки, однако вскоре за этим, в августе 1621 года, Джахангир снова серьезно заболел. В ответ Шах Джахан, по-видимому, приказал умертвить пленного брата. Джахангир коротко отмечает в своем дневнике: «Пришло известие от Хуррама, что восьмого числа этого месяца Хусрау-мирза умер от колик и отправился к милосердию Бога». Однако существуют совершенно определенные свидетельства того, что «колики» причинил Шах Джахан. Будущий падишах убьет и другого брата, прежде чем почувствует себя на троне вполне уверенно, и таким образом положит начало традиции, которая запятнает историю Моголов на закате династии.

Дальнейшая чреда событий, приведшая к открытому мятежу Шах Джахана, началась со зловещих известий с запада: шах Аббас выступил на Кандагар, богатый торговый город на караванном пути в Индию и обратно, постоянное яблоко раздора между Персией и Моголистаном. Джахангир строил планы собрать огромную армию, чтобы встретить угрозу во всеоружии, и в марте 1622 года Шах Джахан получил приказ покинуть со своими войсками Декан и присоединиться к отцу. Шах Джахан ответил, что предпочел бы переждать сезон дождей в Манду, а после этого явится лишь в том случае, если получит твердое заверение о назначении его единственным командующим войска и разрешение держать под контролем Пенджаб у себя в тылу. За последние восемнадцать месяцев он создал подходящую силовую базу на юге и не хотел оставлять ее ради того, чтобы отправиться далеко на запад, пока не обретет уверенность в том, что сможет проложить путь к трону, если отец умрет, а Нур Джахан возведет на трон Шахрияра. Нур Джахан легко было убедить Джахангира, что ответ насчет Кандагара есть не что иное, как предвестие начинающегося мятежа, и царевичу было отправлено строжайшее послание с запретом появляться перед лицом падишаха и приказанием двинуть все воинские соединения к Кандагару. Встревоженный Шах Джахан направил к отцу своего посла с извинениями, но тот отказался выслушать его. Далее до двора падишаха дошли известия, что царевич, понимая, чем грозит ему уступчивость, которую воспримут как признание в мятежных намерениях, двинулся из Манду на север, к Агре, надеясь завладеть казной падишаха до того, как ее перевезут в Лахор ради более удобного и простого снабжения армии под Кандагаром, – такое решение уже было принято. Теперь уже сам Джахангир выступил к югу, оставив без внимания Кандагар, который немедленно попал в руки персов; Джахангир жаловался в дневнике: «Какими словами поведаю я о моих страданиях? Слабый и больной, в жаркую погоду, которая исключительно вредна для моего здоровья, я, тем не менее, вынужден ехать верхом и постоянно быть в действии, выступать в таком состоянии против непокорного сына». С этого времени болезнь Джахангира настолько усилилась, что он уже не мог вести записи в дневнике и поручил это своему помощнику, дополняя текст собственными комментариями, которые он диктовал.

Номинальным командующим войсками, выступающими против мятежного брата, был назначен Парвиз. Подлинным руководителем имперской армии был Махабат-хан, талантливый военачальник, сыгравший большую роль в последние годы правления Джахангира. Близкий друг Джахангира с детских лет, Махабат-хан открыто встал в оппозицию влиянию Hyp Джахан на государственные дела, и в результате его то и дело отсылали на самые дальние пограничные посты. В условиях наступившего кризиса империи потребовалось его воинское мастерство, и Махабат-хана призвали ко двору. В течение почти трех лет он и Парвиз преследовали Шах Джахана по огромной петле в несколько тысяч миль – через Раджастхан в Декан, на восток, потом снова на север, через Ориссу в Бенгалию, далее по течению Ганга к Агре и еще раз на юг, в Декан. Всюду, где бы ни завязывалось сражение или стычка, Шах Джахан оказывался в худшем положении, но он был слишком подвижен и увертлив, чтобы армия могла его преследовать, и доказал, что его невозможно припереть к стене. Его повсюду сопровождали жена и дети. Поиски союзников приводили порой к странным альянсам с бывшими врагами. Разделяя теперь общее противодействие власти падишаха, Шах Джахан ненадолго объединил силы со своим прежним соперником в Декане Маликом Амбаром. В 1623 году он провел четыре месяца в Удайпуре у правителя Мевара Карана Сингха, которого девять лет назад с таким триумфом доставил ко двору, где тот принял вассальную присягу его отцу. Каран Сингх, теперешний Рана Мевара, поселил своего гостя-изгнанника в Гуль Махале, купольном павильоне, недавно возведенном на прекрасном острове Джаг Мандир посреди озера близ Удайпура.

В 1625 году скитания Шах Джахана завершили полный круг, и он во второй раз нашел пристанище в Декане. Стало ясно, что мятежник попал в безвыходное положение, и он запросил мира. Несмотря на очевидную слабость его позиции, мир был ему предложен на поразительно терпимых условиях. В его владении оставались две захваченные им крепости, кроме того, он должен был отправить ко двору в качестве заложников двоих своих младших сыновей – Дара Шукоха и Аурангзеба. Самого его сделали правителем Балагхата, ныне захолустного округа в штате Мадхья Прадеш. Мягкость условий, скорее всего, была отражением тревоги Hyp Джахан по поводу того, что за время длительного преследования мятежника в руках Парвиза и Махабат-хана сосредоточились слишком большие воинские силы. Шах Джахан принял условия с благодарностью, и, когда в начале марта 1626 года гонец падишаха доставил фирман, отосланный ему Hyp Джахан по поручению Джахангира, он простерся ниц и возложил фирман себе на голову в знак преданности и почтения. Два царевича, десятилетний Дара Шукох и восьмилетний Аурангзеб, в будущем непримиримые враги, уехали вместе ко двору с богатыми дарами для падишаха. Царевичи были доверены попечению Hyp Джахан – перспектива тревожная, учитывая политическую ситуацию, но Шах Джахан, как в свое время и Хумаюн в случае с наследником престола Акбаром, положился на семейную традицию не причинять зла внукам. Сам же он был слишком осторожен, чтобы ступить ногой на земли империи, и, даже не приняв управление над Балагхатом, удалился в Насик.

Чтобы ослабить влияние Махабат-хана, Hyp Джахан добилась его смещения с должности советника Парвиза и назначения правителем далекой Бенгалии. Помимо этого, она выдвинула против него серьезные обвинения в недобросовестном обращении с государственными средствами. Однако реакция военачальника на подобное давление была, как и у Шах Джахана, весьма агрессивной, и за короткое время он подготовил восстание куда более успешное, чем бунт царевича. Под тем предлогом, что ему нужно подготовить отчет о своей деятельности, он отправился в Лахор, а в марте 1626 года в лагере, разбитом на берегу реки Джелам, присоединился ко двору на пути его следования в Кабул, явившись в сопровождении пяти тысяч раджпутов. В отместку за такую демонстрацию силы, пока еще мирную, ему было направлено пренебрежительное по тону послание с запретом являться ко двору, пока его не позовут. Асаф-хан оказался настолько безрассудным, что переправил основную часть имперской армии через реку, оставив царские шатры на восточном берегу под незначительной охраной. И Махабат-хан вполне резонно рассудил, что если Hyp Джахан и Асаф-хан могут управлять империей через посредство падишаха, то почему бы ему не делать то же самое. Он оставил у въезда на лодочный мост две тысячи раджпутов, чтобы воспрепятствовать кому бы то ни было переправиться с западного берега на восточный, а сам поехал верхом в лагерь падишаха.

Мутамид-хан, который вел дневник Джахангира оставил нам свидетельство непосредственного очевидца событий. Махабат-хан въехал в лагерь в облаке пыли, поднимаемой копытами коня на пересохшей к середине лета почве равнины, и в сопровождении двухсот пеших раджпутов с копьями и щитами. Они пытались проникнуть в баню, где предполагали найти падишаха, и опрокинули ограждение бани, но Джахангир вышел из другой двери. Махабат-хан убедил падишаха сесть верхом на коня и отправиться вместе с ним к нему в лагерь. Позже, когда окружающие убедились, что их повелитель поступает по доброй воле, Махабат-хан предложил Джахангиру пересесть в беседку на спине слона, что падишах и сделал. Они в полной безопасности добрались до шатров Махабат-хана. Похищение, таким образом, вроде бы произошло успешно, но тут Махабат-хану пришло в голову, что было недальновидно и неумно оставлять без присмотра Hyp Джахан и Шахрияра. И он уговорил Джахангира совершить торжественную процессию в обратном направлении и забрать семью из лагеря падишаха. Однако жена и сын исчезли. Раджпутам у моста не велели задерживать тех, кто станет перебираться с восточного берега на западный, и Hyp Джахан, переодетая до неузнаваемости, ускользнула в сопровождении одного из своих евнухов и присоединилась к брату. Устрашенные потерей падишаха, брат и сестра предприняли плохо продуманную атаку с целью пробиться за реку, однако их отряд был основательно потрепан и рассеян. Hyp Джахан вначале отказалась воссоединиться с мужем, но Асаф-хан с недостойной поспешностью сбежал в большую крепость, выстроенную Акбаром в Аттоке, где его вскоре убедили сдаться, когда Махабат-хан подступил к крепости, причем примирившиеся друг с другом Джахангир и Hyp Джахан находились в его лагере. И в таком виде – падишах, его всемогущая супруга и зять во власти одного из военачальников – царское семейство продолжило прерванный на время путь в Кабул.

Махабат-хан предоставил своим царственным гостям относительную свободу и умудрился оставаться хозяином положения несколько месяцев, а когда дело подошло к концу, все совершилось, как это ни странно, без особого насилия. Hyp Джахан потихоньку создавала себе в лагере опору, но побуждала Джахангира соглашаться со всеми приказами Махабат-хана, чтобы тот пребывал в убеждении, что его необычный статус принят. На обратном пути из Кабула, когда лагерь расположился возле Рохтака, Hyp Джахан была уже готова. Джахангир объявил, что хотел бы сделать смотр ее силам, и попросил Махабат-хана пройти на несколько миль вперед, чтобы во время такого большого парада не произошло случайного столкновения между двумя армиями. Если Hyp Джахан и Джахангир могли провести подобный парад и выдвинуть подобное требование, это свидетельствует, что контроль Махабат-хана над ситуацией оказался непродолжительным; он не только принял предложение, но продвинулся на несколько миль с поспешностью, которая скорее походила на бегство, и явно понимал, что час его пробил. В погоню за ним было послано войско, но догнать и захватить Махабат-хана не успели. Сама необычайность событий последних месяцах болезни Джахангира наводит на мысль, что у Махабат-хана не было ясной цели, которой он хотел бы добиться, и не было заранее обдуманного плана, которому он следовал; обнаружив, что Джахангир беззащитен, Махабат-хан предпринял свой смелый акт похищения сгоряча и, убедившись в несовершенстве установленной им системы контроля и навязывания своей воли, понял, что проиграл, и спасся бегством.

Махабат-хан направился к югу и вскоре заключил союз с Шах Джаханом, а падишах повернул на север, к тем единственным местам, где он теперь находил облегчение от своей болезни. Но в тот 1627-й год даже Кашмир не помог падишаху. Астма его усилилась; он потерял аппетит; он выдержал лето, но возвращение на юг в Лахор далось ему очень мучительно. Он все еще старался развлекать себя спортивными упражнениями, и как-то раз ему устроили дневную засидку, и Джахангир сидел, дожидаясь, пока загонщики пригонят оленя под выстрел. К несчастью, один из слуг сорвался с обрыва и погиб, а Джахангир, для которого в другие времена зрелище насильственной смерти было вполне обычным, на этот раз был глубоко встревожен происшедшим, приняв его как знак того, что ангел смерти вот-вот явится за ним самим. Он утратил покой и даже не смог выпить стакан вина, за которым посылал слугу, – это произвело тяжелое впечатление на окружение падишаха, как свидетельство серьезности его состояния.

Три дня спустя после случая на охоте, 8 ноября 1627 года, Джахангир скончался.

Его приемником стал Шах Джахан I, распорядившийся перед вступлением на престол умертвить брата, двух племянников и двоих двоюродных братьев.

 

Семья Джахангира

Отец: Акбар I Великий (15 октября 1542 г. – 27 октября 1605 г.), 3-й Падишах Империи Великих Моголов (11-й Падишах Индии) (14 февраля 1556 г. — 27 октября 1605 г.).

Мать: Вали Нимат Хамида Бану Мариам уз-Замани-бегум Сахиба (1542 г. — 1623 г.), урождённая Раджкумари Хира Кунвари Сахиба (Харша Бай), дочь Бхармала, раджи Дхундхара.

Род: Тимуриды. Бабуриды

От 30-ти жён и множества наложниц у падишаха Джахангира родилось 7 сыновей и 14 дочерей, часть которых умерли в раннем возрасте или во младенчестве.

Жена: 1. с 1585 г. Шах-бегум Сахиба (? – 1605 г.), урождённая Раджкумари Шри Манбхавати Байджи Кунвари Сахиба (Ман Бай), дочь раджи Дхундхара Амира аль-Умара Бхагвант Даса. Покончила с собой.

Дети:

шахзаде Султан Хусрау-мирза (1587 г. — 1622 г.), в 1606 году поднял мятеж против отца, был разбит, схвачен и ослеплён, а позже задушен.

Жена: 2. с 1586 г. Сахиб-и-Джамал-бегум Сахиба (? – 1599 г.), дочь Хаджи-Хасана Гератского, двоюродная сестра Зайн-хана Каки.

Дети:

шахзаде Султан Парвез-мирза (1590 г. — 1626 г.), умер от пьянства.

Жена: 3. с 1586 г. Джагат Госайн Тадж Биби Сахиба (Билкис-Макани) (1573 г. — 1619 г.), урождённая Раджкумари Шри Манавати Байджи Лалл Сахиба, дочь раджи Марвара Раджи Шри Удай Сингхджи Сахиб-Бахадура.

Дети:

падишах Шихаб ад-дин Мухаммад Шах Джахан I (5 января 1592 г. — 22 января 1666 г.), 5-й Падишах Империи Великих Моголов (30 декабря 1627 г. — 31 июля 1658 г.).

Жена: 4. с 1587 г. Малика-и-Джахан-бегум Сахиба, дочь махараджи Джайсалмера.

Дети:

шахзаде Джахандар-мирза (1596 г. – 1626 г.)

Жена: 5. с 1608 г. Салиха Бану Падшах-бегум Сахиба (мансаб с 1610) (? – 1620 г.), главная жена падишаха, дочь Касим-хана.

Дети:

шахзаде Гаршасп-мирза.

Жена: 6. с 1611 г. Наваб Нур-Джахан Падшах-бегум Сахиба (мансаб с 1622 г.) (1576/7 г. — 1645 г.), главная жена падишаха с 1620 года, урождённая Мехр ан-Ниса-ханум.

Жена: 7. с 1611 г. Нур-Махал-бегум Сахиба.

Жена: 8. с 1616 г. Ашраф ан-Ниса Нур-Джахан-бегум Сахиба, дочь великого визиря Итимад ад-Даулы Мирзы Гияс ад-дина Мухаммад-хана.

Жена: наложница Ясмина

Дети:

шахзаде Султан Шахрияр-мирза (16 января 1605 г. — 23 января 1628 г.), в октябре 1627 г. попытался захватить престол, был побеждён, ослеплен и заключён в тюрьму, убит в Лахоре по приказу Шах Джахана I.

Монархи и правители