Марино Гримани

Марино Гримани — 89-й венецианский дож из богатой и влиятельной венецианской семьи, проявил себя как искусный правитель. В начале его правления Венецию охватили народные празднования, связанные с избранием Гримани на должность дожа и коронацией его жены. С началом нового XVII века начались ухудшения в отношениях между Венецианской республикой и Ватиканом, которые привели к наложению интердикта на Венецию папой Павлом V в период правления преемника Гримани Леонардо Донато (1606 – 1607 гг.).

Марино Гримани был сыном Джироламо Гримани, который сам потерпел неудачу на выборах дожа, и Донаты Пизани. Член богатой и влиятельной венецианской семьи, он сделал быструю карьеру: вначале подеста в Брешии и Падуе, затем венецианский посол в Риме при папе, а потом советник дожа. За заслуги он даже был награждён титулом рыцаря. В Венеции люди очень любили его, так как он использовал своё богатство, чтобы войти в расположение к народу. Сенатор Гримани быстро стал одним из самых влиятельных людей в правительстве. Когда дож Паскуале Чиконья умер, у Гримани появился шанс взойти на пост главы Республики, однако у него были конкуренты в лице сенаторов Леонардо Донато и Джакопо Фоскарини.

Марино Гримани был одним из богатейших людей Венеции. Богачи, будучи щедрыми, всегда становились популярными дожами и народ воспринял Гримани с большим ликованием, хотя его избрание было исключительно затянувшимся, и потребовало семидесяти одного голосования в течение трех с половиной недель.

После 70 туров голосований ни один из конкурентов не смог достичь кворума. С помощью «подарков», Гримани смог разделить оппозиционный блок своих противников и добиться нужного количества голосов.

26 апреля 1595 года, в возрасте 62 лет Марино Гримани был избран дожем. Из-под огромных свай одного из впечатляющих дворцов Венеции его владелец, Марино Гримани, — восемьдесят седьмой дож Венеции 26 апреля 1595 года отправился по воде на церемонию своего возведения на престол.

Люди не были разочарованы; в отличие от своего предшественника, новый дож во время своей церемониальной процессии вокруг пьяццы Сан-Марко буквально забросал их золотыми монетами, его жена и сыновья в то же самое время бросали монеты полными горстями из окон своего дворца. Последовали обычные цветистые речи, одну из которых, согласно записям, произнес Дионизо Лаццари, шести лет от роду. Всем беднякам города раздавали бесплатный хлеб и вино в неограниченном количестве. Праздник продолжался далеко за полночь.

Но даже эта расточительность померкла по сравнению с той суммой, которую Гримани потратил два года спустя — время, необходимое для соответствующих приготовлений, — на коронацию своей жены. Оказание такой высокой чести было в Венеции редкостью; прежде она была оказана всего дважды: супруге Паскуале Малипьеро в 1457 году и супруге Лоренцо Приули в 1556 году.

Ни одна из прошлых церемоний не могла сравниться по великолепию с той, что прошла в мае 1597 года. Сначала догаресса, одетая в золотую парчу, в сопровождении более чем 200 дам в роскошных платьях, специально сшитых для этого случая, была официально препровождена в собор на благодарственный молебен, после которого она поднялась на балкон своего дворца, чтобы наблюдать за грандиозной процессией всех девятнадцати гильдий города. Затем последовал роскошнейший пир в зале Большого совета. Торжества продолжались три дня; еще больше пиров, еще больше процессий, танцующих при свете факелов на пьяцце Сан-Марко и на наплавных мостах на Большом канале, и даже военно-морской парад, закончившийся регатой, который был немного омрачен непогодой и в котором участвовали корабли из Англии, Голландии и Фландрии. Было подарено множество дорогих подарков, догаресса раздавала особые монеты со своим изображением и, среди прочего, получила золотую розу от папы Климента VIII, а её супруг — частицу креста Христова.

Затраты на праздники настолько возросли, что до конца XVII века подобные события в Венеции больше не повторялись. Между театральными постановками и банкетами жизнь Венеции текла радостно и беззаботно, в то время как тучи начинали сгущаться над республикой.

Начиная с 1600 года, в отношениях между Венецианской республикой и папством начались трения. Инаугурация патриарха Градо стала первым камнем преткновения. В период с 1601 по 1604 годы в Венеции под руководством Марино Гримани были введены многочисленные законы, которые ограничивали влияние Ватикана на Венецианскую республику и лишали представителей духовенства многих привилегий. Напротив, эти законы обеспечивали государству больший контроль над религиозными структурами.

Кризис начался со смерти Алонсо, герцога Феррарского, случившейся незадолго до того. Не имея собственных сы­новей, герцог сделал наследником своего кузена, дона Чезаре д’Эсте; но папа отказался признать законность этого наследования на том основании, что дон Чезаре, хотя и был позднее признан, но родился вне брака. Папа утверждал, что теперь герцогство должно вернуться к церкви. Новый герцог энергично оспаривал это требование, вследствие чего папа направил армию под командованием одного из своих наиболее воинственных кардиналов, чтобы захватить Феррару силой, одновременно послав за помощью в Венецию.

Но могущественный папа у самых границ, контролирующий крайне важную дельту реки По, мог причинить серьезные неприятности. С другой стороны, если бы республика сохранила свой теперешний нейтралитет и отказала папе Клименту в военной помощи, он вполне мог обратить оружие против нее самой; Испания, выжидающая возможности разделаться с Венецией, выступила бы на стороне папы.

Республика решила дать уклончивый ответ, указав посланнику папы, что первой необходимостью всегда был мир в Италии и что проблемы вроде той, что возникла сейчас, всегда предпочтительнее решать с помощью переговоров, нежели силы. Если необходимо посредничество, Венеция будет счастлива предложить свои услуги.

Ситуация быстро разрешилась сама собой. В январе 1598 года дон Чезаре сдался папским силам, согласившись уступить Феррару и всю территорию герцогства в обмен на возвращение в лоно церкви и одну или две небольшие уступки, которые практически ничего не стоили бы Клименту. Очень обрадованный успехом, папа лично прибыл, чтобы вступить во владение своей новой провинцией, и триумфально вступил в Феррару, куда Венеция, вынужденная содействовать неизбежному, отправила четырех послов принести папе поздравления.

Но разногласия с папой на этом не закончились. Сначала Климент предпринял новые попытки уменьшить контроль республики над местным духовенством; затем он выразил протест, когда Венеция наняла Марко Шарра, отлученного от церкви, для борьбы с ускоками; далее последовал конфликт по поводу границ и навигации на реке По; затем папа возмутился, когда Венеция собралась обложить духовенство Бреши, наравне с обычными горожанами, налогом на восстановление крепостных укреплений; и в 1600 году последовал новый, еще более серьезный конфликт, и снова по поводу юрисдикции.

Дело касалось небольшого городка Ченеда (теперь это часть современного города Витторио-Венето), который, хотя и принадлежал Венеции последние двести лет, фактически находился под управлением местного епископа с раннего Средневековья — обстоятельство, которое подтолкнуло папу послать епископу Ченеды предупреждающее письмо, в котором он отвергал власть Венеции и требовал, чтобы все апелляции в будущем отправлялись в Рим, под угрозой отлучения от церкви. В последующем споре Венеция, полагая, что затронут важный принципиальный вопрос, не уступила ни пяди. Климент понял, что просчитался, и частично уступил, но это предвещало в будущем гораздо более яростную бурю.

В начале XVII века религиозная терпимость Венеции становилась все более неприемлемой для Рима. С распространением Реформации по Европе и, в частности, с обнародованием в 1598 году Нантского эдикта, в котором Генрих IV предоставил французским протестантам свободу вероисповедания и равные политические права с католиками, Рим постоянно усиливал давление, чтобы заставить католические правительства подчиниться папскому контролю. Венеция отказалась покориться, она не считала себя виновной в неподчинении главе церкви.

Когда дожа обвинили в кальвинизме, он рассуждал: «Что значит кальвинист? Мы такие же добрые христиане, как и сам папа, и умрем христианами, нравится это кому-то или нет».

Проблема была в том, что вопрос, который папа называл духовным, Венеция считала исключительно политическим. Республика чтила католические доктрины; с другой стороны, она не могла рисковать политической независимостью, которая была для нее священной. Кроме того, будучи космополитическим городом, само существование которого основывалось на международной торговле, как могла республика подвергать дискриминации еретиков в большей степени, чем ранее иноверцев?

Венеция одержала несколько побед. Ченеда была одной из них; другая относилась к 1596 году, когда специальный конкордат фактически предоставил венецианским книгопродавцам и печатникам право при определенных условиях работать с книгами, входящими в Index Expurgatorius (особое издание, публикующее списки книг, подлежащих исправлению).

Республика позволила протестантским купцам и ремесленникам из швейцарского кантона Гризон обосноваться на ее территории. Она также стойко защищала свободу вероисповедания иностранных дипломатов. Когда в 1604 году Венецию упрекали за разрешение сэру Генри Уоттону ввозить протестантские молитвенники и проводить англиканские службы в своей личной часовне, она послала в Рим твердый ответ: «Республика никоим образом не может обыскивать багаж английского посла (на самом деле багаж почти наверняка проверяли), о котором известно, что он ведет спокойную и безупречную жизнь и не замешан в каких бы то ни было скандалах». Папа не настаивал, и сэр Генри продолжал спокойно совершать свои богослужения в течение всех четырнадцати лет, что был послом в Венеции.

В марте 1605 года папа Климент умер, и — после правления Льва XI, которое продолжалось всего двадцать шесть дней на папский престол взошел Павел V (Камилло Боргезе). Свое избрание он объяснял только как знак свыше, данный ему, чтобы уничтожать ересь и устанавливать верховную власть церкви, согласно букве канонического права.

Папские легаты стали еще чаще добиваться аудиенций у дожа, чтобы возражать и протестовать против проводимой им церковной политики. Почему сенат недавно запретил возведение новых церковных зданий в городе без специально­го разрешения? Почему он недавно также запретил отчуждение светской недвижимости в пользу церкви, таким образом, лишая ее выгодного наследства от благочестивых венецианских семейств? Венеция тщетно возражала, что стало невозможно содержать даже существующие церкви и монастыри, которые уже заняли половину территории города; или что, с тех пор как папа Климент издал указ, по которому церковная собственность не может быть продана мирянам, соответствующий закон был необходим, чтобы предотвратить отчуждение все большего количества земли из рук республики. Такие аргументы просто не принимались, и папские послания начали приобретать угрожающий характер. Таким образом, с самого начала правления Павла определились два противника, ни в чем не желающих уступать.

Венеция делала все возможное, чтобы сохранить дружественные отношения, и даже зашла так далеко, что возвела семейство Боргезе в ранг венецианских аристократов — поступок, доставивший удовольствие папе, который послал благодарственное письмо, полное лести и похвал; но покров любезности не мог держаться долго. Не прошло и года с момента избрания Павла, как произошли три события, любое из которых могло бы ускорить наступающий кризис. Первым из них была смерть венецианского патриарха, Маттео Дзане, и назначение сенатом его преемника, Франческо Вендрамина. В таких случаях традиционно в Венеции было принято, в порядке любезности, просить Ватикан утвердить новую кандидатуру преемника. С назначением Вендрамина, ответ папы Павла был еще в более резких выражениях. И снова Венеция, как и раньше, была готова к компромиссу но на этот раз папа был непреклонен. Вопрос все еще не был урегулирован, когда снова разразилась буря.

Разногласия касались двух мнимых священников, Скипио Сарачени (который, как впоследствии выяснилось, никогда не получал духовного сана) и Маркантонио Брандолина, которые в августе и сентябре соответственно предстали перед Советом десяти. Первый — за настойчивые посягательства на честь своей племянницы, после отказа он публично оклеветал и оскорбил девушку и вымазал ее парадную дверь грязью. Второй — по словам его знатного дяди, который выдвинул обвинения, — за «убийства, мошенничества, изнасилования и жестокость к своим подчиненным». В каждом случае Совет десяти приказал немедленно провести расследование и, когда оба обвиняемых оказались действительно виновны, взял на себя ответственность судить и наказать обоих преступников.

Тотчас же папа забыл о своем возведении в венецианский дворянский чин и снова перешел в словесное наступление. Двое обвиняемых, принадлежа духовенству, находятся вне юрисдикции республики и должны быть переданы церковным властям, которые затем предпримут любые действия, какие сочтут нужными.

Спор продолжался до конца осени 1605 года, затем в середине декабря, при отношениях, быстро достигших критического состояния, Венеция назначила своим представителем в Риме Леонардо Донато, опытного дипломата, который представлял свою страну в Испании и в Константинополе и был ветераном многих дипломатических битв при папском дворе. Но было уже поздно. Донато был еще на пути через Апеннины, когда папа приказал отправить в Венецию два послания. Одно касалось вопроса церковной собственности, другое — дел Сарачени и Брандолина. Если Венеция тотчас же не отменит свои решения и не отдаст двух узников, то будет отлучена от церкви.

Послание было вручено рождественским утром 25 декабря, и поэтому его вскрыли не сразу. Оно все еще было не прочитано, когда тем же вечером умер старый дож; и его не прочли до тех пор, пока не избрали его преемника. Этим преемником стал не кто иной, как сам Леонардо Донато.

Разногласия между Венецией и Римом начали приобретать международный размах, больной дож скончался, оставив республику в затруднительном положении, оставив спор с папством нерешенным.

Марино Гримани был похоронен в отдаленной церкви Сан-Джузеппе-ди-Кастелло (их фамильной церкви) в районе Кастелло, где позже была погребена его жена, умершая через восемь лет. Захоронение одной из самых великолепных супружеских пар, каких когда-либо рождала республика, в столь отдаленном и неприметном месте довольно странно.

 

Семья Марино Гримани

Отец: Джироламо Гримани

Мать: Доната Пизани

Род: Гримани

Жена: Морозина Морозини

Дети: Четыре дочери