Пьетро Ландо

Пьетро Ландо в возрасте 77 лет был избран 78-м дожем Венеции. Он происходил из влиятельного семейства, впервые упоминавшегося в венецианских записях в 1151 г. Ландо были в числе новых благородных семейств.

Пьетро Ландо изучал философию в Падуе, открыл адвокатское бюро в Венеции, участвовал в морской торговле с Востоком, испытал свои силы на посту подесты на материке, командовал флотом в Апулии, воевал в Романье, в Фаэнце, в 1509 г. был взят в плен и находился в заключении в течение трех лет.

Во время правления Пьетро Ландо была прекращена война с османами с территориальными и финансовыми потерями для Венеции.

В юные годы Пьетро Ландо решил посвятить себя изучению сочинений Платона, но затем, как и почти все молодые венецианские аристократы того времени, переключился на торговлю товарами с Востока, хотя обогатиться ему и не удалось.

Вернувшись в Венецию, он стал изучать судебную медицину, работал адвокатом, занимал различные административные должности, много путешествовал, неоднократно выполняя посольские поручения, был послом в Ватикане. Затем командовал флотом.

В 1509 году во время одной из таких поездок по охваченной войной Италии Пьетро Ландо был захвачен папскими войсками в Фаэнце и провёл три года в тюрьме. Пребывание в застенке не сломило его, и по возвращении из плена Пьетро Ландо не только вновь окунулся в административную работу, но и стал одним из любимых сподвижников дожа.

Возможно, он был травмирован при захвате в 1509 г., т.к. он ушел в отставку на несколько лет. Был подестой в Падуе и в 1534 г. прокуратором Сан-Марко.

Ландо был выбран дожем 19 января 1539 года, в возрасте 76 лет. В тот день шел снег и инаугурация была перенесена на следующий день.

В 1540 году Ландо пришлось подписать унизительный мирный договор с султаном Османской империи Сулейманом I. По этому договору Венецианская республика теряла последние колонии на Пелопоннесе.

К этому времени было ясно, что Венеция должна договариваться с султаном о мире на любых условиях; и одним из первых действий семидесятисемилетнего Пьетро Ландо было отправление полномочного посла в Константинополь. Из всех недавних потерь наибольшим уроном для республики была потеря Навплии и Мальвазии, ее последних факторий в Пелопоннесе; и посол Томмазо Контарини получил инструкции попытаться включить в мирное соглашение возвращение этих двух портов, ради чего республика была готова выплатить непомерно большой выкуп — сумму в 150 000 дукатов для начала, которую затем можно было повысить до 300 000 дукатов, если султан окажется особенно упрямым. Эта сумма была огромной, и венецианцы думали, что Сулейман — у которого появились новые дела на востоке, и было известно, что он не расположен заключать хотя бы перемирие в западных водах — будет счастлив так просто получить столь немалые деньги. Оказалось, что это совсем не так, и Венеция наконец была вынуждена в октябре 1540 года согласиться на договор на условиях гораздо более жестких. 300 000 дукатов были взысканы с нее в качестве обычных репараций, но не шло и речи о возвращении Навплии, или Мальвазии, или любого другого владения, которого она лишилась за последние три года. Также в будущем венецианским кораблям не разрешалось заходить в турецкие порты или покидать их без разрешения. Затем следовало десятка два или больше второстепенных пунктов, каждый из которых, казалось, был рассчитан, чтобы причинить республике как можно больше беспокойства и унижения. Но к тому времени у Венеции не было выбора; и таков был удел Пьетро Ландо, который четверть века назад отличился как один из самых лихих генерал-капитанов своего времени, — отдать еще одну часть левантийской земли своей республики.

Период роста владений миновал; наступило время их сокращения. Характер торговли быстро менялся, и не было серьезных оснований для оптимизма. Турки у ворот, их напор не ослабевает, их ненасытность очевидна; а христианский запад показал свою неспособность оказать им хоть какое-то согласованное сопротивление.

Правительство было на грани банкротства. Постоянно обсуждались способы получения денег, однако постоянно так или иначе для принятия необходимых решительных мер недоставало смелости. В 1537 году сумма неоплаченных долгов отдельных граждан казначейству была такой, что было предложено выбрать двадцать пять наиболее злостных неплательщиков и без дальнейших хлопот конфисковать все их имущество; но никаких действий не было предпринято, и Венеция вступила в новую разорительную войну, так и не собрав долгов. Два года спустя, когда финансовое положение в республике стало еще более тяжелым, чем когда-либо.

Сенат обсуждал не менее пяти разных чрезвычайных мер для пополнения казны: принудительные ссуды, подушный налог, десятина со всех доходов, налог на богатство и налог на землю. Все эти меры были тщательно обдуманы; но ни одна ни была осуществлена полностью. Из этого неизбежно следует, что правительство стало ленивым и неэффективным, не имеющим смелости предлагать какой-либо закон, который мог бы оказаться непопулярным. Еще хуже, оно стало проявлять признаки коррумпированности; через два года после заключения мира в 1540 году была обнаружена истинная причина несговорчивости Сулеймана относительно Навплии и Мальвазии.

В 1542 году была раскрыта коррупционная сеть в органах государственного управления, где служащие продавали врагам государственные секреты.

Братья Николо и Костантино Кавацца, двое высокопоставленных и пользующихся доверием государственных секретарей, один в сенате, а другой в Совете десяти, как выяснилось, находились на жаловании у короля Франции и передали ему секретные инструкции Контарини и его преемника — инструкции, включающие полномочия отказаться от всех претензий на эти два порта, если это будет абсолютно необходимо для того, чтобы добиться соглашения; и христианнейший король, не теряя времени, передал эту информацию своему новому союзнику, султану.

После разоблачения предателей в Венеции была усилена система контроля и слежки, учреждены должности «государственных инквизиторов», общество охватила мания поиска врагов, в городе воцарилась атмосфера страха.

В 1539 и 1543 годах в Венеции свирепствовал голод, умерло много людей, что вызвало народный гнев против правительства.

Прежнее чувство гражданской ответственности исчезло. Венецианцы становились изнеженными. Богатство привело к роскоши, праздности, вялости, даже когда враги угрожали государству.

Но у Венеции было три особых преимуществ. Первое из них принадлежало Венеции по праву рождения — это не имеющее себе равных расположение в лагуне, изолированное и неприступное. Вторым было природное знание и понимание моря и всего, что имело к нему отношение. Третьим был талант к внешнему блеску напоказ.

С закрытием ее торговых горизонтов постепенно уменьшилось значение ее второй особенности, но республика смогла извлечь больше выгод из третьего преимущества.

Этот блистательный город производил неизгладимое впечатление на всех, кто его видел. Блеск и помпа, роскошь и богатство напоказ.

И для Венеции это было жизненно важно. Для выживания Венеции был необходим мир; а мир, в свою очередь, зависел от нейтралитета в борьбе, продолжавшей, как и всегда, разрывать Европу на части. Но нейтралитет было трудно сохранить под давлением, которому она все больше подвергалась со стороны императора и папы, французов и испанцев, австрийцев и турок. Сохранить нейтралитет можно было лишь с помощью самой искусной дипломатии; а дипломаты всегда должны говорить — или же делать вид, что говорят — с позиции силы.

Венеция больше чем когда-либо прежде нуждалась в уважении своих более сильных соседей; и в этом отношении никто не понимал лучше нее важность того образа, который она являла миру.

Нейтралитет, за сохранение которого дож Пьетро Ландо и его советники боролись так упорно и с таким трудом, был двойной: в продолжающейся, хотя к этому времени и неравной, борьбе Габсбургов и Валуа и в безнадежной битве против турок. Была, однако, и третья проблема, которая послужила причиной постоянно распространяющегося раскола в Европе, более серьезная в том смысле, что, как выяснилось, государственные границы не могли от нее оградить. Учение Мартина Лютера и его последователей уже раскололо Англию, Францию, Германию и те страны Центральной Европы, которые прежде были верны католическому Риму, нарастала волна насилия и гонений в масштабе, невиданном в Европе со времен альбигойских войн три столетия назад.

Естественные преграды оказались гораздо более эффективными. Протестантские доктрины пока в основном не имели успеха у населения земель за Альпами или за Пиренеями и, конечно, у венецианцев, которые никогда не нуждались в Лютере в качестве защиты от папских притязаний. Однако папу Павла III это не убедило. Как все римляне того времени, он испытывал к Венеции глубокое недоверие; он знал, что в Виченце, которая была под властью Венеции, есть небольшая, но активная протестантская община; также его тревожили некоторые германские студенты в университете Падуи, которые, как он думал, способны распространять еретическую заразу всегда и везде, где только можно. Также он не забывал, что Венеция все еще являлась одним из главных центров печатного дела и книжного производства во всем христианском мире и, таким образом, однозначно могла смущать умы верующих.

Тем не менее, венецианцы были добрыми католиками согласно своим принципам и были полностью готовы принять те активные меры против лютеранства, какие сочли бы нужными, так же как прежде они поступали с другими ересями. Однако венецианцы не выносили жестоких и разнузданных преследований. Если подозреваемые еретики были обнаружены на венецианской земле, их дела должны были разбираться в Венеции и судить их должны были венецианские судьи; так, и только так можно было гарантировать правосудие.

Не шло и речи о том, чтобы республика позволила втянуть себя в религиозную войну, так же как и в политическую. Когда в декабре 1545 года состоялся Тридентский собор, имевший целью определить политику Римской церкви по отношению к Реформации, Венеция, как и многие другие государства Европы, отправила посланцев, чтобы сообщать о его работе, но во всем остальном активного участия не принимала. Когда же последовала война и папа добивался, чтобы республика вступила в лигу, объединившую папу и императора против протестантских государств Германии, Венеция категорически отказалась и, более того, препятствовала этой лиге как только могла.

У папы была обязанность защищать чистоту веры; никто в этом не сомневался. С другой стороны, император, при всем его искреннем благочестии, был глубоко озабочен одним из наиболее угрожающих последствий Реформации — тенденцией усиливать стремления к суверенитету многих земель в пределах империи; и этим стремлениям венецианцы всецело симпатизировали, поскольку сами так долго и тяжело сражались против имперских притязаний. Кроме того, среди западных держав Карл V оставался главной потенциальной угрозой Венеции; любое ослабление его позиций вряд ли бы вызвало у нее большое сожаление.

В 1544 году обострились споры между Папским престолом и Венецией по вопросу расширения полномочий римской инквизиции, чему правительство Республики сопротивлялось. Престарелому дожу всё труднее было заниматься государственными делами: он перестал принимать участие в заседаниях Совета и правительства.

9 ноября 1545 Пьетро Ландо умер и был похоронен в церкви Святого Антония ди Кастелло. В 1807 г. во время французского господства, церковь была снесена. Останки дожа были утеряны.

Благодаря сочетанию искусной дипломатии и удачи Венеция смогла спокойно жить, и это был один из самых длительных периодов мира, какой только она могла припомнить. Дож сменял дожа в стремительном и однообразном порядке: любитель искусства Франческо Донато в 1545 году, благочестивый Маркантонио Тревизан в 1553 году, эрудированный Франческо Веньер в 1554 году и, в июле 1556 года, Лоренцо Приули, чье отличие заключалось в том, что после долгой череды вдовцов или холостяков у Венеции появилась догаресса, впервые со времен Марко Барбариго семьдесят лет назад.

 

Семья Пьетро Ландо

Отец: Джованни Ландо

Мать: Стелла Фоскари

Род: Ландо

Жена: Мария Паскуали

Дети: 2 сына