Пирр всю жизнь стремился к победам, вдохновляемый ярким примером своего великого родственника – Александра Македонского. Он искал славы и боролся за нее не жалея себя и время, в которое он жил, располагало к этому. В 323 г. до н.э. в возрасте 33 лет в Вавилоне неожиданно умер величайший завоеватель всех времен и народов Александр Великий. Собранная талантливым полководцем огромная империя не выдержала его смерти и раскололась под напором яростной борьбы за власть ближайших сподвижников Александра. Никто не хотел уступать. Кровавая борьба продолжалась несколько десятилетий, пока передел не был завершен, и империя окончательно не распалась на несколько отдельных держав.

Пирр так и не смог выйти из тени Александра Великого, но слава не минула и его, хотя и не в той мере как ему хотелось бы. Великого завоевателя из Пирра I Эпирского не получилось, а его имя стало примером того, какой ценой нельзя платить за победы. «Пиррова победа» — напоминание для всех, кто идет к цели любой ценой, потому что такая победа всегда оборачивается полнейшим поражением.

Пирр I
Pyrrhus, др. -греч. Πύρρος
319 г. до н.э.				272 г. до н.э.
Эпир				Аргос, Греция
10-й царь Древнего Эпира				306 г. до н.э. — 302 г. до н.э.
Предшественник:	Алкет II		Цари Древнего Эпира		Преемник:	Неоптолем II
царь Древнего Эпира совместно с Неоптолемом II				297 г. до н.э. — 296 г. до н.э.
Предшественник:	Неоптолем II		Цари Древнего Эпира		Преемник:	Пирр
царь Древнего Эпира				296 г. до н.э. — 272 г. до н.э.
Предшественник:	Неоптолем II и Пирр		Цари Древнего Эпира		Преемник:	Александр II
царь Македонии				288 г. до н.э. — 285 г. до н.э.
Предшественник:	Деметрий I Полиоркет		Цари Македонии		Преемник:	Лисимах
царь Македонии				274 г. до н.э. — 272 г. до н.э.
Предшественник:	Антигон II Гонат		Цари Македонии		Преемник:	Антигон II Гонат
царь Сиракуз				278 г. до н.э. — 276 г. до н.э.
Предшественник:	Сосистрат		Цари Сиракуз		Преемник:	Гиерон II

Отец:	Эакид (353 г. до н.э. – 313 г. до н.э.), 8-й царь Древнего Эпира (324 – 316 гг. до н.э., 313 г. до н.э.).
Мать:	Фтия II Эпирская (IV в. до н.э.), дочь Менона Фарсалийского (? — 321 г. до н.э.), фессалийского полководца, командира кавалерии.
Род:	Пирриды

 

Жена:	с 298 г. до н.э. Антигона (до 318 г. до н.э. — 295 г. до н.э.), дочь Филиппа, македонского дворянина и Береники I (340 – 268 гг. до н.э.), сестры и с 316 г. до н.э. жены Птолемея I Сотера (ок. 360 – июль 282 гг. до н.э.), царя Египта (306—июль 282 гг. до н.э.).
Дети:	Олимпиада (297/296 г. до н.э. – ок. 231 г. до н.э.), жена сводного брата Александра II (296/291 — 242 гг. до н.э.), 11-го царя Эпира (272 – 242 гг. до н.э.).
	Птолемей (295 г. до н.э. – 272 г. до н.э.), принц Эпира. Участвовал в военных походах Пирра. Погиб в сражении со спартанцами в Аргосе.
Жена:	с 295 г. до н.э. по 291 г. до н.э. Ланасса, дочь Агафокла (361 – 289 гг. до н.э.), тирана Сиракуз (317 – 289 гг. до н.э.), царя Сицилии (304 – 289 гг.). и его второй жены Алции. В 291 г. до н.э. оставила Пирра из-за многоженства. С 290 по 288 гг. до н.э. жена Димитрия I Полиоркета (336 – 283 гг. до н.э.), царя Македонии (294 – 288 г г. до н.э.). После смерти Агафокла (289 г. до н.э.) Пирр, как бывший муж Ланассы, утверждал наследственные притязания на Сицилии. На основании этих требований жители Сиракуз попросили у Пирра в 279 году до нашей эры помощи против Карфагена.
Дети:	Александр II (296/291 — 242 гг. до н.э.), 11-й царь Эпира (272 – 242 гг. до н.э.).
	Гелен (291 г. до н.э. – после 272 г. до н.э.)– сопровождал Пирра в походах с 280 г. до н.э. В 272 г. до н.э. попал в плен к Халкионею (? — 261 г. до н.э.), сыну Антигона II Гоната (319 – 239 гг. до н.э.), царя Македонии (283 – 239 гг. до н.э.). После этого упоминай о нем в источниках нет.
Жена:	дочь Автолеонта, царя пэонийцев.
Жена:	Биркенна, дочь Бардиллия, царя иллирийцев.
	От неизвестной женщины:
	Нерея, жена Гелона, сына Гиерона II, тирана Сиракуз. Мать Иеронима, тирана Сиракуз.

События борьбы за власть в империи Александра не сразу отозвались в отдаленном Эпире, и первые два года жизни Пирра прошли спокойно. Он родился в царской семье, чьи предки правили этой страной уже более 150 лет.

Затем его отец, Эакид,  вмешался в дела соседней Македонии, где разгорелась борьба между матерью Александра Македонского Олимпиадой и Кассандром, сыном диадоха Антипатра.

Около 316 г. до н. э. Эакид пытался помочь Олимпиаде, осажденной Кассандром в Пидне, однако военачальник Кассандра запер горные проходы и удержал эпирское войско от дальнейшего продвижения. А в это время подданные Эпира взбунтовались и низвергли своего царя.

Восставшие с помощью Кассандра возвели на престол Неоптолема II, сына и наследника Александра I Молосского, отодвинутого на задний план Олимпиадой. Смена власти сопровождалась уничтожением сторонников Эакида. В числе опасных врагов новой власти оказался и малолетний Пирр. Ему повезло – верные слуги успели скрыться, унеся с собой ребенка. Андроклиду и Ангелу пришлось взять с собой нескольких рабов и женщин, чтобы ухаживать за ребенком, и это затруднило и замедлило бегство, поэтому погоня уже настигала их, и тогда они передали мальчика Андроклиону, Гиппию и Неандру, приказав им следовать до македонского городка Мегары, а сами постарались задержать преследователей.

Преследователи решили, что им уже не догнать малолетнего Пирра и повернули обратно. Однако беглецы все еще находились в пределах Эпира, поэтому опасность еще не миновала. У самой границы царства путь им преградила река. Обычно неширокая и неглубокая, она от долгих обильных дождей превратилась в грозный ревущий поток. Заходило солнце, и надвигающаяся темнота затрудняла переправу через незнакомую реку.

На противоположном берегу беглецы заметили людей и стали громко кричать. Чтобы привлечь внимание, они высоко поднимали малолетнего Пирра. Шум, грохот воды, сильный ветер заглушали крики. Тогда один из беглецов отодрал от росшего на берегу молодого дуба кусок коры и нацарапал на нем записку. Затем кору прикрепили к дротику, который метнули на другой берег. Там прочли записку, соорудили плот и переправили беглецов на другой берег.

В Иллирии беглецы направились к царю иллирийского племени тавлантиев Главку. Царь был в нерешительности, он боялся Кассандра — врага Эакида, и долго молчал, размышляя. В это время Пирр сам подполз к нему и, схватившись ручонками за полы его плаща, приподнялся, дотянулся до колен Главка, улыбнулся, а потом заплакал. Другие говорят, что младенец приблизился не к Главку, а к алтарю богов, и, обхватив его руками, встал на ноги. Главку это показалось изъявлением воли богов, и он приказал воспитать Пирра вместе с собственными детьми. Когда спустя некоторое время у него потребовали выдать мальчика, а Кассандр даже предлагал за него двадцать талантов, Главк не выдал Пирра. А когда Пирру исполнилось двенадцать лет, Главк с войском явился в Эпир и вернул своему воспитаннику престол.

Спустя несколько лет Пирр превратился в решительного и смелого мальчика. Больше всего он любил играть в войну, даже когда подрос и когда война перестала быть игрушечной.

Тем временем, власть в Эпире несколько раз поменялась и в 307 г. до н.э. эпироты, возмущенные бесчинствами дяди Пирра, Алкета II, восстали и убили дядю и двух его сыновей: Эсиона и Ниса. Главк решил воспользоваться возможностью, вторгся в Эпир с сильным войском и посадил 12-летнего своего приемного сына Пирра на престол.

В 17 лет Пирр, считая, что власть его достаточно крепка, отправился, чтобы взять в жены одну из дочерей Главка, вместе с которыми он воспитывался. Молоссы снова восстали, изгнали его приверженцев, разграбили имущество, а Кассандр помог Неоптолему II занять эпирский трон.

Пирр снова стал изгнанником, но вскоре нашел применение своей энергии и силам в непрекращающихся войнах диадохов. Он, утратив власть и лишившись всего, примкнул к Деметрию, сыну Антигона, женатому на его сестре Деидамии. Она еще девочкой была просватана за Александра IV, сына Роксаны, но когда Александр IV и его мать проиграли в борьбе за власть, ее взял в жены Деметрий.

В 302 г. до н.э. была вновь создана коалиция диадохов против Антигона. Инициатором выступил царь Македонии Кассандр, ведший в Греции тяжёлую борьбу с сыном Антигона Деметрием. Сначала Кассандр пытался договориться с Антигоном, но тот отверг его предложения. Тогда Кассандр предложил союз против Антигона Лисимаху (ок. 361 г. до н.э. – 281 г. до н.э.), царю Фракии. После заключения союза оба царя предложили присоединиться к ним Птолемея (366 — 382 гг. до н.э.), царя Египта (323 – 282 гг. до н.э.) и Селевка (358 г. до н.э. – 281 г. до н.э.), владевшего Вавилонией и т. н. Верхними сатрапиями (Иран и Средняя Азия). Договоренность была достигнута, и Кассандр с Лисимахом начали: первый напал на Деметрия и войска Эллинской лиги, второй же совершил успешное вторжение в Малую Азию и угрожал Фригии. Тем временем Кассандр встретился с Деметрием под Фивами Фтиотийскими, однако до сражения дело также не дошло, так как Антигон, узнав о приближении Селевка, отозвал сына в Азию. В это же время Птолемей выступил из Египта и захватил Южную Сирию; однако, услыхав во время осады Сидона о мнимом поражении Лисимаха и Селевка от Антигона, и о движении Антигона на Сирию, поспешил отступить в Египет. Вероятно, Птолемей счел для себя выгодным сделать вид, что поверил явно невероятному слуху, так как, имея за собой практически неприступный Египет, не хотел рисковать своей армией в решающем сражении.

Летом 301 года до н. э. военные действия возобновились. Для решающей битвы Антигон выбрал удобную для фаланги и конницы равнину под городом Ипс, во Фригии, и расположился там, ожидая подхода неприятелей. К Ипсу вскоре подступили армии противников под командованием самих царей, кроме Кассандра, македонской армией которого руководил брат Плистарх. По численности армии были примерно равны — около 80 тыс. человек. Войско Антигона состояло в основном из македонских ветеранов, организованных в фалангу. Войска Лисимаха и Селевка в значительной степени были укомплектованы местными контингентами. Значительную часть их составляла лёгкая пехота и конные лучники. У Селевка было 480 слонов, полученных от индийского царя Чандрагупты по договору, завершившему безуспешный поход Селевка в Индию.

Антигон попытался воспроизвести план, принесший Александру победу при Гавгамелах: сосредоточив конницу на одном фланге, обрушить её удар на наиболее сильную группировку противника и разгромить её, скомбинировав этот удар с переходом в наступление фаланги. Антигон надеялся, что, имея перед собой в основном «варварскую» по составу армию, он сможет одолеть её тактикой Александра. Однако Антигон имел дело с войском, гораздо лучше обученным и управляемым, чем противники Александра, и с более опытными полководцами, (в отличие от Дария III). В результате противники Антигона (прежде всего Селевк) сумели сполна использовать преимущества подвижных «варварских» контингентов и слабые стороны неповоротливой фаланги.

Битва началась атаками колесниц и легковооружённой пехоты. Конница Антигона под командованием Деметрия Полиоркета атаковала тяжелую конницу Селевка под командованием сына царя Антиоха. После ожесточенной схватки разгромила её и начала преследовать, оторвавшись от фаланги Антигона. Этим не замедлил воспользоваться Селевк, которые ввел в дело слонов. Они отрезали фалангу от конницы Деметрия, и Селевк воспользовался этим, введя в действие конных лучников и легкую подвижную пехоту, которые принялись активно обстреливать тяжелую фалангу Антигона. Антигон оказался заперт вражескими слонами и тяжёлой пехотой, и после нескольких часов стояния под обстрелом значительная часть его фаланги сдалась и перешла на сторону Селевка, либо бежала. Армия Антигона потерпела полное поражение. Сам 80-летний полководец продолжал яростно сражаться, до последнего надеясь на помощь Деметрия, пока не рухнул на землю, пронзенный дротиками. Деметрий с 8 тысячами своих солдат ушёл в Грецию.

Держава Антигона была разделена между победителями. Её большая часть попала в руки Селевка и Лисимаха. Первый получил Сирию и Северную Месопотамию, второй — значительную часть Малой Азии. Птолемей сохранил земли, завоеванные в ходе похода 302 года, то есть Палестину, область Дамаска и южную Финикию. В результате окончательно оформились три основные державы эллинистического мира: Египетское царство Птолемеев, Македонское царство и так называемое Сирийское царство Селевкидов. Эта битва царей завершила распад великой империи Александра Македонского и предопределила конфигурацию Средиземноморья на протяжении всего III века до н. э.

В битве при Ипсе Пирр, в ту пору еще совсем юный, принял участие на стороне Деметрия и отличился в этом сражении.

После поражения при Ипсе Пирр не оставил Деметрия. От его имени он управлял пелопоннесскими городами. А когда диадохи заключили очередной мир, Пирр был вынужден отправиться как заложник в Египет к его правителю Птолемею, в знак того, что договор будет соблюдаться. Несколько лет прожил Пирр в Александрии, столице Египта. Он показал себя ловким дипломатом и не только завоевал симпатии и уважение Птолемея, но и породнился с ним: женился на его падчерице Антигоне, дочери Береники I. Родственные отношения обеспечили ему поддержку царя Египта – после смерти Кассандра, поддерживающего Неоптолема, Пирр получил от Птолемея деньги, войско и двинулся в Эпир.

Неоптолем был вынужден уступить, но и Пирр еще не чувствовал себя достаточно прочно, а потому предпочел договориться с соперником о совместном правлении. Такое положение было неустойчивым и длилось менее двух лет. Прикрываясь видимостью дружбы, каждый их них — и Пирр, и Неоптолем — стремился к единодержавию. Каждый только ждал удобного случая, чтобы устранить соперника.

Плутарх подробно описывает заговор Неоптолема с целью отравления Пирра. Узнав об этом, Пирр не подал вида, но поспешил сделать первый шаг. На празднестве, во время спокойной беседы за пиршественным столом, Пирр неожиданно выхватил меч и убил Неоптолема.

Скорей всего слух о предполагаемом отравлении был выдумкой необходимой Пирру, чтобы оправдать убийство соперника. Неоптолем II имел больше прав на трон Эпира, т. к. был потомком основной линии Пиридов и был наследником Александра I Молосского, которого ввиду малолетства отодвинул сначала отец Пирра Эакид, а затем впоследствии устранил физически сам Пирр, убедившись, что за убийство не придется отвечать, т.к. у Неоптолема II в то время уже не было такой внешней поддержки, как у Пирра.

Пирр назвал сына, которого родила ему Антигона, Птолемеем, а городу, основанному на Эпирском полуострове, дал название Береникида.

Так Пирр достиг своей цели и на 24 года стал самодержцем Эпира. Его царствование не было спокойным, т.к. честолюбивый Пирр искал славы подобной славе Александра Великого, на которого в то время хотели походить многие правители. Для этой цели Эпир стал тесен, и он стремился к захвату других земель, прежде всего соседней Македонии.

Воспользовавшись вспыхнувшей там междоусобицей, Пирр вмешался в дела этой страны. Под предлогом помощи одному из претендентов на македонский трон войска Пирра вторглись в Македонию и овладели несколькими городами. Другие государи, опасаясь усиления влияния Пирра, тоже втянулись в македонские распри. Среди них был и прежний союзник Пирра Деметрий Полиоркет, ставший теперь опасным соперником. После непродолжительной войны Деметрию удалось овладеть значительной частью Македонии, и некоторое время в стране было два правителя. Отношения Пирра и Деметрия все более осложнялись. Деметрий хорошо знал своего прежнего сподвижника, его алчность, его стремление к захватам, и жаждал избавиться от опасного соседа. Особенно обострились отношения между ними после того, как смерть жены Деметрия (сестры Пирра) оборвала их родственные связи.

Разногласия вскоре переросли в вооруженную борьбу. В этой войне развернулся полководческий дар Пирра. Он разбил войска, посланные против него Деметрием в 287 г. до н. э., и когда армия Деметрия перешла на сторону Пирра, он стал царем почти всей Македонии. Распространилась слава Пирра как полководца, восхищались и его личной храбростью. Военный талант Пирра признавали уже давно. Все чаще Пирра — к его удовольствию — сравнивали с Александром  Македонским.

Он был благосклонен к друзьям, мог, когда этого хотел не гневаться, а спокойно принимать разумные решения. Однажды в Амбракии кто-то ругал и позорил Пирра, но он сказал: «Пусть лучше на месте бранит нас перед немногими людьми, чем, странствуя, будет позорить перед всем светом». Как-то раз задержали юношей, поносивших его во время попойки, и Пирр спросил, правда ли, что они вели такие разговоры. Один из них ответил: «Все правда, царь. Мы бы еще больше наговорили, если бы у нас было больше вина». Пирр рассмеялся и всех отпустил. Однако во всем, что касалось его власти или военных дел, Пирр был непреклонен и беспощаден.

После смерти Антигоны Пирр женился еще не раз и всегда из расчета, желая расширить свои владения. Он был женат на дочери Автолеонта, царя пэонийцев, на Биркенне, дочери Бардиллия, царя иллирийцев, и на Ланассе, дочери Агафокла Сиракузского, которая принесла ему в приданое захваченный Агафоклом город Керкиру.

Всех своих сыновей он с самого рождения закалял для будущих битв и воспитал храбрыми и пылкими в бою. Говорят, что один из них в детстве спросил отца, кому он оставит царство, и Пирр отвечал: «Тому из вас, у кого будет самый острый меч».

Когда появился Лисимах и, считая разгром Деметрия общей заслугой, стал требовать у Пирра раздела власти, тот принял его предложение, потому что, сомневаясь в македонянах, не мог твердо на них положиться, и цари поделили между собою страну и города.

Сперва это решение послужило им на пользу и прекратило войну, но вскоре оба убедились, что раздел власти стал для них не концом вражды, а лишь источником распрей и взаимных обвинений.

В Македонии Пирр все же не смог утвердиться. Несколько лет шла яростная борьба. И Пирр, и его соперники безудержно стремились к власти, их жадность, равно как и их взаимное коварство, жестокость не знали пределов. Для достижения своих целей они ничего не жалели, никого не щадили.

После поражения Деметрия в Сирии Лисимах, избавленный от постоянной заботы и тревоги, двинулся на Пирра, который стоял лагерем под Эдессой. Сперва он напал на обозы, подвозившие продовольствие, захватил их и этим вызвал в войске Пирра голод, затем письмами и речами побудил знатнейших македонян к измене, пристыдив их за то, что они поставили над собой господином чужестранца, чьи предки всегда были рабами македонян, а друзей и ближайших соратников Александра изгнали из Македонии. Когда многие склонились на уговоры Лисимаха, Пирр, испугавшись, ушел с войсками эпиротов и союзников, потеряв Македонию так же, как прежде приобрел.

Тут судьба дала Пирру, изгнанному в Эпир и потерявшему Македонию, возможность спокойно владеть тем, что он имел, и мирно править. Однако он тяготился такой жизнью и скучал, когда сам не чинил никому зла и ему никто не доставлял хлопот.

И ему представилась новая возможность действовать.

В Эпир прибыли послы от южноиталийского города Тарента. Они обратились к Пирру с просьбой помочь в борьбе против римлян. В это время Рим, подчинив Среднюю Италию, стал угрожать югу полуострова, где находились богатые греческие города-колонии. Больше всех опасался за свою независимость крупнейший из этих городов — Тарент. В этом городе возникло тревожное положение. Враждебная толпа тарентинцев напала на римские корабли, зашедшие в гавань. Несколько судов было потоплено. Послы Рима, которые прибыли, чтобы выяснить обстоятельства инцидента, ничего не добились и подверглись оскорблениям. Рим получил повод к войне.

В 281 г. до н. э. римское войско двинулось на юг и подошло к границам владений Тарента. Первая же битва показала военное превосходство римлян — тарентинцы потерпели поражение. Правительству Тарента ничего другого не оставалось, как искать себе союзника. Было решено обратиться к прославленному эпирскому царю. Послы Тарента обещали Пирру дать многочисленные войска — не только свои, но и своих союзников. «Нам нужен,— говорили послы,— только опытный полководец, а лучше и славнее Пирра мы никого не знаем».

Пирр охотно принял предложение тарентинцев. В его голове уже роились грандиозные планы: он создаст великую западную империю, подобную той, какую в свое время Александр Македонский создал на Востоке.

Не все разделяли взгляды Пирра. Не все были согласны с его решением.

Жил при дворе эпирского царя грек из Фессалии, ученик знаменитого оратора Демосфена, по имени Киней. Современники говорили, что в ораторском искусстве он не уступал своему учителю. Кроме того, Киней был хитрым и ловким человеком и успешно выполнял разные дипломатические поручения. Пирр высоко ценил его. «Своими речами Киней покорил мне не меньше городов, чем я силой меча»,— сказал как-то Пирр.

Узнав, что Пирр согласился помочь Таренту, Киней спросил у царя: «Римляне — народ храбрый и воинственный. Если боги пошлют нам победу, то как мы ею воспользуемся?» На это Пирр ответил: «Если мы победим римлян, то вся Италия окажется в нашей власти». После некоторого молчания Киней спросил снова: «Ну, а когда Италия окажется в нашей власти, что мы будем делать после этого?» «По соседству с ней,— ответил Пирр,— находится Сицилия, богатый и плодородный остров. Там, не прекращаются народные волнения и всяческие беспорядки, и его нетрудно завоевать». «Прекрасно,— сказал Киней,— но покорение Сицилии будет ли последним нашим завоеванием?» «Нет! — воскликнул Пирр.— Это будет только началом. Ведь из Сицилии нетрудно достигнуть Африки и овладеть Карфагеном». «А располагая такими возможностями,— продолжал Киней,— мы затем легко подчиним Македонию и вместе с тем и Грецию. Но вот что мне не ясно: когда мы выполним все эти планы, что мы будем делать дальше?» «Тогда,— засмеялся Пирр,— мы будем жить в мире и спокойствии, будем проводить время в пирах, веселье и дружеских беседах». «В таком случае, — сказал Киней, — к чему эти войны, опасности, кровопролития, когда ты уже теперь располагаешь всеми условиями, чтобы жить в мире и спокойствии и проводить время в пирах и дружеских беседах?»

Конечно, подобные беседы не могли охладить воинственного пыла царя.

Прежде всего, Пирр послал в Тарент самого Кинея с тремя тысячами воинов, чтобы’ тот договорился с правителями города и подготовил все для приема его войск. Затем, погрузив на суда более 20 тысяч пехотинцев, 3 тысячи всадников, 2 тыс. лучников, 500 пращников и 20 боевых слонов, Пирр отплыл в Италию.

Плавание оказалось трудным. На море разыгрался жестокий шторм. Он разбросал корабли Пирра, и многие из них затонули. Корабль самого царя отнесло далеко в сторону, и, сильно потрепанный, он еле добрался до тарентской бухты. Постепенно подошли и другие суда. Кроме своих сил, эпирский царь рассчитывал на обещанную помощь тарентинцев и их союзников, а также на поддержку со стороны враждебных Риму италийских племен.

Однако вскоре Пирр понял, что тарентинцы сами не склонны сражаться, а надеются только на него. Тогда Пирр предпринял жесткие меры: он приказал закрыть гимнасии, все увеселительные заведения и призвал в армию всех способных носить оружие. Это вызвало недовольство у тарентинцев, но им пришлось подчиниться, так как римляне шли на город.

Кроме Тарента, Пирра поддерживали Метапонт и Гераклея.

Пирр взялся за формирование отрядов из местных греков и италиков, желающих противостоять экспансии римлян. В это же время против Пирра был направлен консул Публий Валерий Левин с армией в 45 000 человек. Пирр, узнав о его приближении, выступил из города, не дожидаясь подхода войск италийских союзников. Армия Пирра была Царь, желая прикрыть Тарентинскую колонию — Гераклею, занял позицию перед городом, на просторной равнине за рекой удобной для использования фаланги и слонов.

Узнав, что римляне остановились неподалеку, за рекой Сирисом, Пирр верхом отправился к реке на разведку; осмотрев охрану, расположение и все устройство римского лагеря, увидев царивший повсюду порядок, он с удивлением сказал своему приближенному Мегаклу, стоявшему рядом: «Порядок в войсках у этих варваров совсем не варварский. А каковы они в деле — посмотрим». И, уже опасаясь за дальнейшее, он решил дождаться союзников, а на тот случай, если римляне попытаются перейти реку раньше, поставил стражу, чтобы помешать переправе.

Публий Валерий Левин решил не медлить и поспешил начал переправу. Он разделил свою конницу и переправил её через реку Сирис, сразу в нескольких местах. Пехоту же направил через единственный брод. Эпирский царь предпринял попытку с помощью конной атаки сбросить римлян в реку, и с отрядом в 3 тыс. всадников он лично устремился к реке, одновременно приказав своей пехоте строиться в боевой порядок. И хотя застать римлян врасплох не удалось (они уже переправились и подготовились к бою), царь, тем не менее, с ходу атаковал движущуюся впереди римскую конницу. Сам Пирр в этой битве проявлял чудеса личной храбрости, едва не лишившись жизни. Он был атакован римлянином, но подоспевший вовремя македонец Леонтий поразил врага копьём.

Не выдержав римского натиска, эпирская конница начала отступать. Комбинируя по ходу боя различными частями войск, Пирр на втором этапе сражения вводит пехоту. По его мнению, именно удар гоплитов, которыми лично руководил сам царь, должен был решить исход боя. Не желая привлекать к себе внимания врагов (римляне устроили настоящую охоту на Пирра), он поменялся доспехами со своим другом и соратником Мегаклом. В ожесточённом бою эпирская фаланга 7 раз то отступала, то одолевала римлян.

В этот момент среди битвы был убит Мегакл, одетый в доспехи Пирра. За ним гналось много врагов, и первый, кому удалось сразить его, римлянин по имени Дексий, сорвал с него шлем и плащ, подскакал к Публию Валерию Левину и показал ему добычу, крича, что убил Пирра. Когда шлем и плащ стали передавать по рядам и показывать всем, римляне подняли радостный крик, а греки пали духом и ободрились лишь после того, как Пирр, узнав о случившемся, проехал по полю боя, открыв лицо, простирая к сражающимся правую руку и громко окликая их, чтобы его могли узнать по голосу.

Сражение пехоты так и не смогло решить исход боя, и в этот момент Пирр принимает главное решение: он вводит в бой секретное оружие — невиданных доселе на италийской земле слонов. Слоны были брошены на конницу, которую Публий Валерий Левин спрятал в засаде. Огромные, невиданные дотоле в Италии животные испугали римских всадников и обратили их в бегство. Вслед за тем удалось расстроить и ряды римской пехоты. Под натиском слонов и повторных атак пехоты римляне дрогнули и побежали.

Дезорганизованные отряды римлян после битвы укрылись в своем лагере, который Пирр не отважился штурмовать.

Дионисий сообщает, что в битве пало без малого пятнадцать тысяч римлян, Иероним утверждает, что только семь, Пирр же потерял, согласно Дионисию, тринадцать тысяч человек, согласно Иерониму — меньше четырех тысяч, но зато самых сильных и храбрых, и вдобавок из полководцев и приближенных он лишился тех, кому больше всего доверял и всегда поручал самые важные дела.

Публий Валерий Левин был вынужден отступить в Апулию, и только у Венузии ему удалось собрать остатки войска.

После этой победы к Пирру присоединились многие местные племена и почти все южные греческие города. После битвы к нему пришло множество луканов и самнитов, и хотя Пирр упрекнул их за промедление, было ясно, что он радуется и гордится, одержав победу над огромными силами римлян только со своими воинами и с тарентинцами.

Союзниками Пирра стали греческие города Кротон и Локры, а также несколько италийских племён, в результате чего римляне практически потеряли контроль над югом Италии. Пирр стал продвигаться на север, попутно надеясь укрепить антиримскую коалицию. По преданию Пирр очень близко подошел к Риму — от Рима его отделяло лишь триста стадиев.

Однако войска одного римского консула двигались с юга, а другой консул со своей армией шел с севера навстречу Пирру. Рим готовился к обороне. Пирр не решился дать сражение и отошел. Он очистил занятую им в Средней Италии территорию и отвел войска на зиму в Тарент. Военные действия затихли до будущего года.

Римляне не лишили Левина власти, хотя, как говорят, Гай Фабриций, считавший, что поражение потерпел полководец, а не войско, заявил: «Не эпироты победили римлян, а Пирр — Левина». Пополнив свои легионы и набрав новые, римляне продолжали говорить о войне так, что Пирр был поражен их бесстрашием и надменностью. Полагая, что разгромить римлян окончательно и взять их город дело нелегкое, а при его военных силах и вовсе невозможное, он решил отправить в Рим посольство и разведать, не расположены ли там пойти на соглашение: ведь он лишь приумножил бы свою славу, прекратив войну и заключив союз после победы.

Киней, отправленный послом, встретился с самыми знатными римлянами, а их женам и сыновьям поднес от имени царя подарки. Этих подарков никто не принял, но все отвечали, что если их государство заключит с царем союз, то и они с радостью предложат ему свою дружбу. Когда же Кинея привели в сенат и он в пространной и дружелюбной речи сказал, что царь без выкупа отпускает всех взятых в бою пленных и обещает римлянам помощь в завоевании Италии, ничего не требуя взамен, кроме дружеского союза с ним и признать господство Пирра над югом полуострова, никто не высказал ни радости, ни готовности принять это предложение, хотя многие открыто склонялись к заключению мира, считая себя побежденными в решительном сражении и ожидая новых неудач после того, как италийцы присоединятся к Пирру и силы его возрастут. Многие колебались, не зная, на какую сторону встать.

Тем временем о царском посольстве узнал Аппий Клавдий Цек, из-за своей старости и слепоты оставивший государственную деятельность, но когда распространились слухи, что сенат собирается принять решение о перемирии, не выдержал и приказал рабам нести его в курию. Он, тотчас же взяв слово, сказал: «До сих пор, римляне, я никак не мог примириться с потерею зрения, но теперь, слыша ваши совещания и решения, которые обращают в ничто славу римлян, я жалею, что только слеп, а не глух. Где же те слова, которые вы всем и повсюду твердите и повторяете, слова о том, что если бы пришел в Италию великий Александр и встретился бы с нами, когда мы были юны, или с нашими отцами, которые были тогда в расцвете сил, то не прославляли бы теперь его непобедимость, но своим бегством или гибелью он возвысил бы славу римлян? Вы доказали, что все это было болтовней, пустым бахвальством! Вы боитесь молоссов и хаонов, которые всегда были добычей македонян, вы трепещете перед Пирром, который всегда, как слуга, следовал за каким-нибудь из телохранителей Александра, а теперь бродит по Италии не с тем, чтобы помочь здешним грекам, а чтобы убежать от своих тамошних врагов. И он обещает доставить нам первенство среди италийцев с тем войском, что не могло удержать для него самого и малую часть Македонии! Не думайте, что, вступив с ним в дружбу, вы от него избавитесь, нет, вы только откроете дорогу тем, кто будет презирать нас в уверенности, что любому нетрудно нас покорить, раз уж Пирр ушел, не поплатившись за свою дерзость, и даже унес награду, сделав римлян посмешищем для тарентинцев и самнитов».

После этой речи сенаторы были решимы продолжать войну, и они отослали Кинея, передав, что пусть Пирр уходит из Италии и тогда ведет переговоры о дружбе, а пока он остается с войсками в Италии, римляне будут воевать с ним.

Киней во время своего посольства старался присмотреться к жизни римлян, понять, в чем достоинства их государственного устройства, побеседовать со знатнейшими из них и, рассказав обо всем Пирру, он прибавил, что сенат показался ему собранием царей, а если говорить о народе, то он, Киней, боится, как бы не пришлось сражаться с неким подобием Лернейской гидры: ведь у консула насчитывается уже вдвое больше войск, чем было раньше, а в Риме остается еще во много раз больше людей, способных носить оружие.

Затем к Пирру отправилось из Рима посольство вести переговоры о пленных, и среди послов был Гай Фабриций, человек крайне бедный, но доблестный и воинственный, чье слово было для римлян решающим. Пирр наедине дружелюбно убеждал его принять в подарок золото, уверяя, что дает ему деньги не в награду за позорную измену, а просто в знак дружбы и гостеприимства. Фабриций отказался, и Пирр ничего больше не предпринял и, желая поразить римлянина, никогда не видавшего слона, приказал на следующий день во время переговоров поставить самое большое из этих животных позади послов за занавесом. Так и сделали: по знаку царя занавес отдернули, слон неожиданно протянул хобот над головой Фабриция и оглушительно затрубил. Но тот спокойно улыбнулся и сказал Пирру: «Право, сегодня вид этого чудовища смутил меня не больше, чем вчера — золото».

Через некоторое время командование перешло к Фабрицию, к нему в лагерь явился человек с письмом, написанным царским врачом, который предлагал отравить Пирра, если они вознаградят его. Фабриций отправил Пирру письмо, советуя остерегаться врача. Пирр покарал врача и, желая отблагодарить Фабриция и римлян, отпустил без выкупа всех пленных, Кинея же снова послал добиваться мира. Римляне без выкупа вернули пленных самнитам и тарентинцам, отказавшись начать переговоры о мире и союзе пока Пирр не отплывет с войском обратно в Эпир.

Весной 279 года до н. э. Пирр атаковал римские колонии в Луцерии и Венузии и попытался привлечь на свою сторону самнитов. Рим тоже стал готовиться к войне, начал чеканить серебряную монету для потенциальных союзнических договоров с южноиталийскими греками и выслал на восток две консульские армии под начальством Публия Сульпиция Саверриона и Публия Деция Муса.

Между Луцерией и Венузием, близ Аускула, встретились римляне под командованием консула Публия Деция Муса и объединённые силы италийских племён и армии Эпира под предводительством Пирра.

Эта битва была вторым столкновением армии, состоящей из фаланг, и римскими легионами. Обе армии были равны по численности.

Армия римлян насчитывала 40 000 кавалерии и пехоты и 300 устройств против боевых слонов. После битвы при Гераклее, в которой боевые слоны оказали серьёзное воздействие на римлян, легионы были оснащены воспламеняющимся оружием.

Армия Пирра состояла из македонской пехоты и кавалерии, его собственных отрядов, греческой наёмной пехоты, союзных италийских греков, включая ополчение Тарента, 20 слонов и самнитской пехоты и кавалерии. Преимущество греческой армии заключалось в численности кавалерии и 20 слонах. Чтобы противостоять более гибким римским легионам, Пирр использовал фаланги в совокупности с лёгкими италийскими отрядами.

Обе стороны успели произвести некоторые изменения в своих армиях. Пирр ввел, учтя опыт римских легионов, разделение войска на отдельные отряды. Римляне приспособили свои колесницы для борьбы со слонами.

Битва продолжалась в течение двух дней. В соответствии с военными традициями того времени, обе армии расположили кавалерию на флангах, а пехоту в центре. Пирр держал свою караульную кавалерию в резерве за центром под своим командованием. Первоначально слоны также находились в резерве.

В первый день кавалерия Пирра и слоны были блокированы лесами и склонами, где происходила битва, тем не менее, италийские солдаты в фалангах сражались неплохо. Македоняне разбили первый римский легион и латинских союзников на их левом фланге, но третий и четвёртый римские легионы нанесли поражение тарантийцам, осканам и эпиротам в центре армии Пирра. Тем временем даунийцы атаковали его лагерь. Пирр отправил резервную кавалерию в прорыв, а также кавалерию и несколько слонов, чтобы вывести из битвы даунийцев. Когда они отступили к крутому склону, Пирр отправил слонов против третьего и четвёртого легионов; эти легионы также отступили на лесистые высоты, но приняли на себя огонь лучников и пращников, сопровождавших слонов, и не могли ничем ответить. Пирр отправил атаманскую, акарнскую и самнитскую пехоту выбить римлян из лесов, однако она была перехвачена римской кавалерией. Обе стороны отступили к сумеркам, при этом ни одна из них не имела значительного преимущества.

С рассветом Пирр отправил лёгкую пехоту занять сложную позицию, которая оказалась уязвимым местом в предыдущий день, чтобы заставить римлян сражаться на ограниченном открытом пространстве. Как и в битве при Гераклее столкновение легионов с фалангами продолжалось до тех пор, пока слоны при поддержке лёгкой пехоты не сминали римские линии. На этот случай были оставлены устройства против слонов, которые в течение короткого времени доказали свою эффективность. Однако они были захвачены псилоями, которые противостояли римским кавалеристам. Слоны затем атаковали римскую пехоту. Пирр одновременно приказал атаковать караульной кавалерии, которая завершила полный разгром. Римляне отступили к своему лагерю.

Но победа досталась Пирру дорогой ценой, его армия понесла большие потери. На поле битвы легло более 5 тысяч отборных воинов Пирра — почти четвертая часть его войска. Среди убитых было много его полководцев, друзей, старых сподвижников. Когда Пирра стали поздравлять с успехом после сражения, он воскликнул: «Еще одна такая победа, и я останусь без войска!» С тех пор «пирровой победой» стали называть такую победу, которая на самом деле близка к поражению, т.е. сомнительная победа, не оправдывающая понесенных за неё потерь.

Иероним говорил, что погибло шесть тысяч римлян, а воинов Пирра, как сказано в царских записках, было убито три тысячи пятьсот человек. Дионисий отрицал, что под Аскулом было два сражения, и пишет, что римляне не признавали себя побежденными; по его словам, все произошло в течение одного дня, битва продолжалась до захода солнца, и враги разошлись лишь после того, как Пирр был ранен дротиком в руку, а самниты разграбили его обоз, причем и из войска Пирра, и у римлян погибло более чем по пятнадцати тысяч человек. Сигнал к отступлению подали обе стороны, и Пирр заметил какому-то человеку, радовавшемуся победе: «Если мы одержим еще одну победу над римлянами, то окончательно погибнем». Погибла большая часть войска, которое он привез с собой, и почти все его приближенные и полководцы, других воинов, которых можно было бы вызвать в Италию, у него уже не было, а кроме того он видел, что пыл его местных союзников остыл, в то время как вражеский лагерь быстро пополняется людьми, словно они притекают из какого-то бьющего в Риме неиссякаемого источника, и после всех поражений римляне не пали духом.

Несмотря на победу, положение армии Пирра было отчаянным, и он предложил Риму перемирие. Римский сенат отказался принимать любые соглашения, и Пирр остался в Италии для защиты греческих городов. Однако, этим он лишил греков возможности заключить мир с Римом, и многие из них отказали ему в поддержке. В это время Рим заключает союз против Пирра с Карфагеном.

В Италии Пирру трудно было восполнить свои потери. Кроме того, в Таренте и других греческих городах росло недовольство поборами Пирра и его вмешательством в их внутренние дела.

В это время к эпирскому царю прибыли послы из города Сиракуз, что на острове Сицилия. Они обратились за помощью, так как карфагенский флот осадил Сиракузы. Предложение показалось Пирру заманчивым. Здесь, в Италии, его положение осложнялось: несмотря на победы, Рим был еще далеко не сломлен. Предстояла длительная и упорная война. А в Сицилии открывалась возможность быстро овладеть богатым и плодородным островом. Пирр решил отправиться в Сицилию и вести войну против Карфагена — могущественной республики, расположенной на севере Африки (на территории нынешнего Туниса).

Вскоре Пирр покинул Италию, оставив там в некоторых городах свои гарнизоны. Высадившись в Сицилии, Пирр двинулся к Сиракузам. Стремительным ударом он заставил карфагенян снять осаду и увести свои корабли: После этого успеха войско эпирского полководца легко захватывало город за городом, и вскоре он стал фактическим хозяином острова. Таким образом, Пирру удалось объединить под своей властью два царства — Эпир и Сицилию. Однако продолжалось это недолго. Сказались трудности управления столь отдаленными друг от друга территориями. Кроме того, недовольные поборами и притеснениями пришлых завоевателей, сицилийские греческие города перестали поддерживать царя. Без их поддержки Пирру было нелегко удержаться. Он стал подозревать в измене тех, кто позвали его в Сицилию и помогали ему в сицилийском походе. В городах возненавидели Пирра. Плохие известия приходили и из Италии. Там римляне продолжали войну и захватили несколько городов. Карфагеном с тревогой следил за успехами Пирра в Сицилии. Этим богатым островом карфагеняне сами хотели завладеть. Поэтому они охотно предложили Риму помощь против общего врага.

К Пирру прибыли письма от самнитов и тарентинцев, которые, лишившись своих земель и с трудом отстаивая от врагов города, просили его о помощи. Это помогло Пирру скрыть, что его отплытие означает бегство, потому что на самом деле Сицилия уже не повиновалась ему, и он, ища выхода, поспешно бросился в Италию. Покидая остров и оглянувшись, он сказал стоявшим рядом с ним: «Какое ристалище для состязаний оставляем мы римлянам и карфагенянам, друзья!» И вскоре его слова сбылись.

В 276 г. до н. э. Пирр покинул Сицилию. Переправа через пролив оказалась трудной и опасной. Карфагенские корабли нанесли урон флоту Пирра.

Но Рим не хотел начинать военных действий. Неожиданная вспышка чумы ослабила римское войско, и требовалось время, чтобы возместить потери. На следующий год (275 г. до н. э.) Пирр снова двинулся на Рим.

Разделив свое войско, Пирр половину послал в Луканию, желая задержать там одного из консулов, чтобы тот не пришел на помощь второму консулу, а другую часть сам повел на Мания Курия, стоявшего лагерем в безопасном месте возле города Беневента и ожидавшего подкреплений из Лукании.

Около города Беневента, в центре Италии, произошло решающее сражение. Пирр спешил напасть на римлян прежде, чем подойдет второй консул, и поэтому, собрав самых сильных людей и самых свирепых слонов, ночью двинулся на лагерь врага. Но дорога была длинная, шла через густой лес, воины заблудились в темноте, и таким образом время было потеряно. Наступило утро, на рассвете враги ясно увидели Пирра, двигавшегося по гребню холмов. В лагере римлян поднялись шум и суматоха, и так как обстоятельства требовали решительных действий, а жертвы предвещали Манию удачу, консул вышел из лагеря, напал на передние ряды наступавших и обратил их в бегство, чем привел в смятение и остальных. Было перебито множество солдат Пирра, захвачено несколько слонов, брошенных во время отступления, и эта победа позволила Манию перенести бой на равнину. На глазах врага собрав свои легионы, он в одних местах обратил противника в бегство, но в других под натиском слонов отступил к самому лагерю.

Со свежими силами выйдя из-за укреплений, они забросали слонов копьями и повернули их вспять, а бегство слонов вызвало беспорядок и замешательство среди наступавших под их прикрытием воинов, и это не только принесло римлянам победу, но и решило спор о том, кому будет принадлежать верховное владычество над Италией. Доказав в этих битвах свою доблесть, они обрели уверенность в своей мощи и, прослыв непобедимыми, вскоре захватили всю Италию, а через некоторое время и Сицилию.

Пирр потерпел страшное поражение. В сопровождении только нескольких всадников он бежал в Тарент и решил как можно скорее вернуться на родину. Хотя он оставил в Таренте около 8 тысяч пехотинцев и 500 всадников, но италийский поход был проигран. Позднее Пирр отозвал из Тарента и эти войска. Так рухнули надежды Пирра на завоевание Италии и Сицилии. Шесть лет потратил он на эти войны, и хотя был побежден, но и в поражении сохранил мужество. По-прежнему его повсюду считали самым опытным и отважным из современных ему царей. Однако добытое подвигами он терял ради надежд на будущее и не мог удержать достигнутого. Поэтому Антигон и сравнил Пирра с игроком в кости, который умеет сделать ловкий бросок, но не знает, как воспользоваться своей удачей.

Вернувшись в Эпир с восемью тысячами пехотинцев и пятьюстами всадниками, растратив всю казну, Пирр стал искать новой войны, чтобы прокормить войско. К нему присоединились некоторые из галатов, и он напал на Антигона Гоната, сына Деметрия Полиоркета, господствовавшего почти во всей Македонии и в ряде греческих городов, в том числе в Коринфе и Аргосе. Успех снова сопутствовал Пирру. Целью его был захват добычи, но после того как ему удалось взять многие города и две тысячи неприятельских воинов перешли на его сторону, Пирр, преисполнившись надеждами, пошел в наступление на самого Антигона и, напав на него в узком ущелье, поверг в смятение все его войско.

Только многочисленный отряд галатов упорно сопротивлялся, и в завязавшемся жестоком бою большинство их было перебито, а вожаки слонов, окруженные вместе с животными, сдались в плен. Увеличив таким образом свои силы и более полагаясь на свою удачу, чем трезво все размыслив, Пирр ударил на фалангу македонян, которые после понесенного галатами поражения были полны смятения и страха. Македоняне уклонились от боя, и, в конце концов, перешли на сторону Пирра. Отступая, Антигон удержал за собой всего несколько прибрежных городов.

После сражения Пирр захватил Эги и другие города, где не только сам всячески притеснял жителей, но и разместил караульные отряды галатов, служивших в его войске. А галаты, народ крайне алчный, принялись разрывать могилы похороненных в Эгах царей, причем сокровища они расхитили, а кости, осквернив, разбросали. Пирр не придал их поступку большого значения и то ли за недосугом отложил наказание, то ли вообще не осмелился покарать варваров, из-за чего ему и пришлось услышать от македонян немало упреков.

Не дождавшись, пока его дела устроятся и положение упрочится, Пирр опять увлекся новыми надеждами. Он насмехался над Антигоном и охотно поддался на уговоры Клеонима Спартанского, который позвал его в Лакедемон.

Клеоним принадлежал к царскому роду, но не пользовался в Спарте ни расположением, ни доверием, и правил там Арей. Это и было причиной его давней обиды на всех сограждан. Кроме того, он уже в старости женился на Хилониде, дочери Леотихида, красивой женщине царского рода. Но она влюбилась в Акротата, сына Арея, так что Клеониму этот брак принес горе и позор. И вот, когда к прежним обидам присоединились эти неприятности, Клеоним привел в Спарту Пирра с двадцатью пятью тысячами пехотинцев, двумя тысячами всадников и двадцатью четырьмя слонами.

Многочисленность войска ясно показывала, что Пирр хочет приобрести не Спарту для Клеонима, а весь Пелопоннес — для себя, но на словах он упорно отрицал это перед прибывшими к нему в Мегалополь лакедемонскими послами. Он говорил, что пришел освободить покоренные Антигоном города, и именем Зевса клялся, если ничто ему не помешает, послать своих младших сыновей в Спарту на воспитание, чтобы они усвоили лаконские нравы и благодаря этому одному превзошли всех царей. Обманув этой ложью тех, кто встречался ему на пути, Пирр тотчас же по приходе в Лаконию занялся грабежами.

Послы стали обвинять его в том, что он начал военные действия, не объявляя войны, но он ответил: «Никогда мы не слыхали, чтобы вы, спартанцы, открывали кому-нибудь свои намерения». На это один из присутствующих, по имени Мандроклид, сказал на лаконском наречии: «Если ты бог, то с нами ничего не случится — мы ничем против тебя не погрешили, если же ты человек, то найдется кто-нибудь посильнее тебя».

Пирр приблизился к Спарте. Клеоним предложил сразу идти на приступ, но Пирр, опасавшийся, как бы воины, напав на город ночью, не разграбили его, отложил штурм, говоря, что возьмет Спарту днем. Спартанцев было мало, и они не были приготовлены к внезапному нападению, тем более что сам Арей отправился на Крит, чтобы оказать гортинцам помощь в войне. Самоуверенность врагов, презиравших обезлюдевший и бессильный город, спасла Спарту. Пирр, полагая, что ему не с кем воевать, остановился на ночлег, а илоты и приближенные Клеонима начали убирать и украшать его дом так, словно на следующий день Пирру предстояло там пировать.

Ночью спартанцы постановили отослать на Крит женщин, но те воспротивились, а одна из них, Архидамия, явилась с мечом в Совет старейшин и от имени всех спартанок стала упрекать мужчин, которые хотят, чтобы женщины пережили гибель Спарты. Было решено провести вдоль вражеского лагеря ров, а справа и слева от него расставить колесницы, врытые в землю до ступиц, чтобы они прочно стояли на месте и не давали пройти слонам. Когда мужчины начали работу, к ним подошли женщины, одни — в плащах и подпоясанных хитонах, другие — в одних хитонах, чтобы помочь старикам, а тех, кому предстояло сражаться, они просили поберечь силы, и сами сделали третью часть работы, узнав предварительно размеры рва. Шириной он был в шесть локтей, глубиной в четыре, а в длину имел восемь плефров, как сообщает Филарх; по рассказу же Иеронима, он был меньше.

Утром, когда враг двинулся в наступление, женщины подали мужчинам оружие и наказали им охранять и защищать ров, говоря, что славно победить на глазах у соотечественников, но почетно и умереть на руках у матерей и жен, доблестно пав за Спарту.

Сам Пирр со своими гоплитами ударил на спартанцев, которые оборонялись, выставив щиты, и пытался преодолеть ров, непроходимый потому, что рыхлая почва на краю его осыпалась под ногами воинов, не давая им твердо ступить. Сын Пирра Птолемей с двумя тысячами галатов и отборными воинами из хаонов двинулся вдоль рва, стараясь прорваться через ряд колесниц, но они были врыты так глубоко и расставлены так часто, что не только загородили дорогу воинам Птолемея, но и самим лакедемонянам мешали обороняться. Когда же галаты вырвали колеса из земли и стащили колесницы в реку, юноша Акротат, заметив опасность, с тремя сотнями воинов бегом пересек город, обошел Птолемея, скрывшись от него за склонами холмов, и, напав с тыла, заставил врагов разделить свои силы. Солдаты Птолемея толкали друг друга, падали в ров и меж колесниц и были отброшены, понеся большой урон.

Вокруг самого Пирра завязалось ожесточенное сражение, в котором бились многие воины, но упорнее всех сопротивлялся и больше всего врагов убил Филлий, когда же он почувствовал, что слабеет от множества ран, то уступил место стоявшему с ним рядом воину и умер за строем своих, чтобы и мертвым не попасть в руки врага.

Ночь прервала битву, а с наступлением дня Пирр повел воинов в бой. Спартанцы, обороняясь, превосходили отвагой и самоотверженностью, женщины помогали им, подавая стрелы, поднося проголодавшимся еду и питье, подбирая раненых. Македоняне собрали много хворосту и пытались завалить им ров, засыпая при этом мертвые тела и оружие. Лакедемоняне, собравшиеся на помощь, увидели Пирра, который гнал коня мимо рва и колесниц, пробиваясь в город.

Оборонявшиеся подняли крик, сбежались воины, раздались вопли женщин. Пирр уже помчался вперед и налетел на стоявших перед ним врагов, когда его конь, раненный критской стрелой, сбросил седока на скользкий склон. Наступавшие вместе с Пирром воины пришли в замешательство, подбежавшие спартанцы стрелами заставили их отойти. Вслед за тем Пирр повсюду прекратил сражение в надежде на то, что лакедемоняне, почти все раненные и многих потерявшие убитыми, хоть немного ослабели. Но на помощь лакедемонянам явился из Коринфа полководец Антигона фокеец Аминий со своими наемниками. Не успели спартанцы принять его, как с Крита вернулся царь Арей, ведя за собой двухтысячное войско. Прибывшие воины приготовились к сражению.

Пирром овладело честолюбивое желание захватить город именно после того, как туда пришло подкрепление, однако, не добившись ничего и получив отпор, он отступил и стал опустошать страну, собираясь перезимовать в ней.

В Аргосе шли распри между Аристеем и Аристиппом. Аристипп считался другом Антигона, поэтому Аристей поспешил призвать в Аргос Пирра. Пирр, всегда легко переходивший от одной надежды к другой, всякий успех считал лишь началом дела, а каждую неудачу стремился возместить новыми подвигами; поэтому ни победа, ни поражение не приносили мира и покоя ни ему, ни его противникам.

Пирр немедленно двинулся на Аргос. Арей, устроив множество засад и заняв труднопроходимые места на его пути, отрезал от войска шедших в хвосте галатов и молоссов. Один гадатель, рассмотрев внутренности жертвенных животных, счел знамения неблагоприятными и предсказал Пирру, что ему суждено потерять одного из близких. Но среди шума и суеты Пирр совсем позабыл о предсказании и велел своему сыну Птолемею, взяв телохранителей, идти на помощь хвостовому отряду, а сам двинулся вперед, чтобы поскорее вывести войско из теснин.

Вокруг Птолемея завязалась ожесточенная битва, отборные лакедемонские воины во главе с Эвалком врукопашную бились со стоявшими впереди царского сына македонянами, и тут критянин из Аптеры по имени Оресс сбоку подбежал к отважно сражавшемуся юноше и ударил его копьем. После его гибели те, кто был рядом с ним, обратились в бегство, лакедемоняне, преследуя их, забыли обо всем и вырвались на равнину, оставив своих гоплитов позади. И тут на них повернул молосскую конницу Пирр, уже услышавший о смерти сына и потрясенный горем. Он первым ворвался в ряды спартанцев, стремясь убийством насытить жажду мести, и хотя в бою он всегда казался страшным и непобедимым, но на этот раз своей дерзостью и силой затмил все, что бывало в прежних битвах. Когда он направил своего коня на Эвалка, тот, уклонившись в сторону, мечом разрубил поводья Пирра и чуть было не отсек руку, державшую их. Пирр в то же мгновенье ударом копья поразил Эвалка и, спрыгнув с седла, в пешем бою уложил рядом с Эвалком весь его отборный отряд.

Пирр справил пышные поминальные игры и пошел дальше на Аргос. Узнав, что Антигон уже занял высоты над равниной, он стал лагерем близ Навплии. На следующий день он послал к Антигону вестника, называя царя убийцей и приглашая сразиться за власть. Тот отвечал, что на войне для него важнее удобный момент, чем сила оружия, и что если Пирру не терпится умереть, то для него открыто множество путей к смерти. Между тем и к Пирру, и к Антигону прибыли из Аргоса послы с просьбой отойти от города и предоставить аргосцам возможность, не подчиняясь ни одному из них, сохранять дружбу с обоими. Антигон согласился и отдал аргосцам в заложники сына, а Пирр, также согласившись отступить, ничем не подтвердил своих обещаний и тем внушил горожанам большие подозрения.

В глубокой темноте Пирр приблизился к стенам и обнаружил, что ворота, именуемые Проходными, уже отперты для него Аристеем. Пока галаты Пирра крадучись входили в город и занимали площадь, им удалось остаться незамеченными. Но слоны не могли пройти в ворота, пришлось снимать с их спин башни, а потом в темноте вновь водружать их; это задержало нападающих, и аргосцы, услышав шум, поспешили занять Аспиду и другие укрепленные места и отправили гонцов к Антигону. Тот, приблизившись к городу, сам остановился, но послал на помощь аргосцам своего сына и полководцев с большим отрядом. Подошел и Арей с тысячей критян и легко вооруженных спартанцев.

Вместе напав на галатов, они повергли их в смятение. В это время Пирр с шумом и криками входил в город возле Киларабиса, и галаты в ответ тоже закричали, но в их крике не было бодрости и уверенности, — всем показалось, что это вопль страха и отчаяния. Тогда Пирр поспешно бросил вперед двигавшихся во главе войска всадников, но те лишь с большим трудом и риском для жизни могли проехать среди каналов, которыми был изрезан весь город. В этой ночной битве нельзя было разобраться ни в действиях войск, ни в приказах начальников. Разобщенные отряды блуждали по узким улицам, во мраке, в тесноте, среди доносившихся отовсюду криков; не было возможности руководить войсками, все медлили и ждали утра.

Когда рассвело, Пирр устрашился, увидев Аспиду, занятую вооруженными врагами, и заметив на площади среди множества украшений медную статую волка и быка, готовых схватиться друг с другом, он вспомнил давнее предсказание, что ему суждено погибнуть там, где он увидит волка, сражающегося с быком. Аргосцы говорят, что эта статуя стоит у них в память очень давнего события. Заметив статую Пирр пал духом и решил отступить. Опасаясь узких ворот, он послал своему сыну Гелену, оставшемуся со значительными силами вне города, приказ разрушить часть стены и помочь выходящим, если враг будет наседать на них. Однако в спешке и суматохе гонец неясно передал приказ, произошла ошибка, и юноша, взяв остальных слонов и самых сильных солдат, вошел через ворота в город на помощь отцу.

Пирр в это время уже отходил. Сражаясь на площади, где было достаточно места и для отступления и для боя, Пирр, повернувшись лицом к врагу, отражал его натиск. Но его оттеснили в узкую улицу, которая вела к воротам, и там он столкнулся со спешившими на помощь войсками. Пирр закричал, чтобы они повернули назад, но большинство его не услышало, а тем, кто готов был повиноваться, преграждали путь новые отряды, вливавшиеся в город через ворота. Кроме того, самый большой слон, упав поперек ворот, лежал, трубя и мешая отступающим пройти, а другой слон, из тех, что вошли в город раньше, по кличке Никон, ища раненого вожака, упавшего с его спины, несся навстречу отступавшим, гоня и опрокидывая вперемешку врагов и друзей, пока, наконец, не нашел труп и, подняв его хоботом и подхватив обоими клыками, не повернул назад, словно взбесившись, валя наземь и убивая всех встречных. Сбитые в кучу и плотно прижатые друг к другу, воины не могли ничего предпринять поодиночке: словно единое тело, толпа ворочалась и колыхалась из стороны в сторону. Мало кто бился с врагами, зажатыми между воинами Пирра или наседавшими сзади, — большей частью солдаты ранили друг друга, ибо тот, кто обнажил меч или замахивался копьем, не мог ни опустить руку, ни вложить клинок в ножны: оружие разило, кого придется, и люди гибли от руки своих же товарищей.

Пирр снял диадему, украшавшую шлем, передал ее одному из телохранителей и, напал на врагов. Копье пронзило ему панцирь, и он, получив рану, не тяжелую, устремился на того, кто нанес удар. То был аргосец, незнатный человек, сын бедной старой женщины. Она в это время, как и остальные аргивянки, с крыши дома глядела на битву и, увидев, что ее сын вступил в единоборство с Пирром, испуганная грозящей ему опасностью, сорвала с крыши черепицу и обеими руками бросила ее в Пирра. Черепица ударила его в голову ниже шлема и перебила позвонки у основания шеи; у Пирра помутилось в глазах, руки опустили поводья, и он упал возле святилища Ликимния, почти никем не узнанный.

Зопир, воевавший на стороне Антигона, и еще два-три человека подъехали к нему и, узнав, оттащили его в преддверие какого-то дома. Между тем Пирр начал приходить в себя, Зопир вытащил иллирийский меч, чтобы отсечь ему голову, но Пирр так страшно взглянул на него, что тот, перепуганный, сделал это медленно и с трудом, то опуская дрожащие руки, то вновь принимаясь рубить, не попадая и нанося удары возле рта и подбородка. Между тем многие услышали о случившемся, и Алкионей, желая убедиться, подъехал и потребовал голову. С нею он ускакал к отцу и бросил ее перед царем, сидевшим в кругу приближенных. Взглянув и узнав Пирра, Антигон палочными ударами прогнал сына, называя его варваром и нечестивцем, а потом, прикрыв глаза плащом, заплакал, вспомнив о деде своем Антигоне и об отце Деметрии, которые в его собственной семье являли пример переменчивости судьбы. Украсив голову и тело Пирра, он предал их сожжению, а когда Алкионей встретил Гелена, жалкого, одетого в бедный плащ, и, дружелюбно приветствовав его, привел к отцу, Антигон сказал: «Сейчас, мой сын, ты поступил лучше, чем тогда; но ты сделал неправильно, не сняв с него этой одежды, ибо больше, чем его, она позорит нас, которых считают победителями». После этого он по-дружески принял Гелена и, пристойно одев его, отправил в Эпир, а заняв лагерь Пирра и захватив в плен все его войско, обошелся с его друзьями кротко и благосклонно.

Так закончилась жизнь Пирра, полная превратностей, взлетов и падений. Пирр строил грандиозные планы, для осуществления которых не жалел ни средств, ни людей, но часто ему не хватало предусмотрительности, чтобы довести их до конца. Современники считали его выдающимся полководцем. Несколько десятилетий спустя Ганнибал утверждал, что опытом и талантом Пирр как полководец превосходил всех.